Донн кивнул, и рыжему показалось, что из-под иллюзорной мальчишечьей личины проступило другое, настоящее лицо: густые брови, крючковатый нос, колючий взгляд карих глаз.
— Скажите, что просил передать вам Финдбеннах? Что именно «забыто»?
— А, это!.. Было у нас одно давнее недоразумение, — туманно отозвался Донн. — Повздорили когда-то, молодые были, горячие. Пожалуй, я навещу старика, когда ты станешь достаточно взрослым, чтобы можно было хоть ненадолго оставить тебя без присмотра. И кстати, — добавил он, прищурившись, — что это ты имел в виду, когда говорил про «старого зануду»?
Каморка под лестницей
Ядословец работал рецензентом не один год. Поэтому когда услышал краем уха: «Не подскажете, где я могу найти…» — понял, задницей почувствовал: пришли за ним. И не подарками осыпать, не с благодарностями в ножки падать, а совсем для другого.
Для таких случаев в Книжной палате существовал черный ход, которым Ядословец и воспользовался. По отполированной сотнями подошв лестнице скатился вниз, выскользнул на улицу Св. Розенталя, оттуда поднялся к площади Всех Грешников, а там и до дома было рукой подать. Жил Ядословец в квартале тихом, пристойном, а еще пару-тройку квартир снимал «на всякий случай», вот как раз на такой, как сегодня. Потому что перед домом-то слонялся тот самый, из Палаты, вопрошатель: худой, взъерошенный, с пламенным взором. Ядословец даже голову не стал ломать, кто из «отказников» последней партии мог настолько возжелать его крови: возжелать мог любой.
Ядословец отправился на съемную квартиру, что была на аллее Спящих Красавиц, аккурат под похоронной конторой «В гробу стеклянном». Место тихое, работать можно и на дому, рецензентам в Палате такое дозволялось. Он послал в Книжную почтового нетопыря, с тем чтобы завтра по этому адресу доставили новые сочиненья борзописцев. А утром, по глупости да рассеянности, не взглянул в волшебное зеркальце, что над входной дверью висело, замки отпер, засовы откинул — и здрасьте, на пороге… а вот уже и в квартире — стоит давешний вопрошатель. Протягивает сверток: «Из Палаты просили передать».
Ядословец, от такого проворства опешивший, сверток принял, а гость уже в кресле устроился, ногу на ногу забросил, вопросец задал. Привычный, в общем-то, вопросец, «отказники» его всегда задают, аккурат перед членовредительством:
— Не узнаёте?
— Отчего же, узна
— И это по меньшей мере странно, ведь последний и единственный раз мы встречались двадцать пять лет назад.
Без членовредительства не обойдется, понял Ядословец и примерился уже швырнуть в «отказника» сверток да дать деру через окно (во внутреннем дворе, под окном, он нарочно устроил клумбу с цветами-матрасиками). Однако ж следующие слова гостя спасли клумбу:
— Так что помнить вы меня не можете, да и сочиненья мои вряд ли читали. Точнее, читать могли, а рецензировать — нет.
— Как же так? — не понял Ядословец.
— С моими работает другой мастер, — пояснил гость. — А прочесть их вы могли в книжках, где же еще.
Ядословец не стал объяснять, что ему довольно рукописей из Палаты и что он никогда не читает
— Тогда зачем же вы хотели меня видеть?
— Чтобы предложить сотрудничество.
— Простите, но я…
Гость покачал головою: