Мастер дороги

Сашку пустили сразу, он даже удивился. Поднялся на четырнадцатый в чистом, пахнущем земляникой лифте и пошел по коридору, приглядываясь к номерам квартир. Сто шестая была в самом конце, он нажал на звонок и малодушно понадеялся: а вдруг никого? Хотя если никого – разве консьержка пустила бы?

Дверь открыл чуть лысеющий хмурый мужик, крикнул, обернувшись: «Мишань, к тебе!» – и жестом велел Сашке проходить. Показал, где разуться, дал тапочки и исчез прежде, чем тот догадался спросить, куда дальше-то?

– Вам, молодой человек, чай или кофе? – В прихожую вошла высокая, очень красивая женщина. Таких снимают в кино, в роли королев и неоднозначных героинь.

– Да я на минутку…

– И не думайте даже. Врачи не разрешают ему пока вставать, – она взмахнула изящной рукой, – сами понимаете, он уже с ума сходит. До праздников ребята наведывались, а потом… Да, вас как зовут, простите?

– Александр, – зачем-то сказал Сашка.

– А я Александра Григорьевна. Выходит, мы с вами почти тезки. – Она протянула ему свою руку, Сашка, робея, пожал.

«Наверное, надо было поцеловать, – подумал он и рассердился: – Глупости какие! Это ж не Средние века!»

– Идемте, я вас к нему проведу. Так вам чай или кофе? Зеленый, черный, красный, белый, желтый? С медом, с вареньем? Михаил у нас приверженец красного.

Прошли по коридору, увешанному старыми выцветшими афишами. На некоторых Сашка заметил дедово имя.

Александра Григорьевна постучала в дверь справа и, не дожидаясь ответа, вошла.

– Мам, а я бы вот, знаешь, не отказался… – Похудевший, бледный Курдин заметил Сашку и удивленно моргнул. – О, привет!

– Александр зашел тебя проведать. Чай я сейчас заварю, а вы пока общайтесь. – Она вышла, аккуратно прикрыв дверь.

– «Александр»? – переспросил у Сашки Курдин, выгнув бровь. – Вот прям «Александр»?

– Привет, Михаил, – сказал Сашка, выкладывая на столик возле кровати пакет с печеньем. – Ты как вообще?

Курдин скорчил рожу.

– Живой. А ты?..

– Да я поблагодарить хотел. Ну… Вообще раньше надо было зайти, но…

Курдин отмахнулся, подтянул к себе пакет и, покосившись на дверь, достал печенюху.

– Ерунда. Обращайся. Чем там все закончилось? Мать мне толком не сказала, они тут все… – он сделал неопределенный жест. – Типа, берегут меня.

– Всю кодлу из школы выперли. Одно время говорили, что будет суд…

– Не будет, – прервал Курдин. – Мои решили не раздувать. Это я знаю, про суд и про школу. Как вообще? В смысле, Рукопят больше не совался? Мстить там… вендеттить.

– Рукопята лечат.

– О! Грищук силен. А на вид не скажешь. Настя как?

Сашка пожал плечами.

– Да нормально. Она тебе не звонила?

– Чего ей звонить? Мы с ней не очень общаемся. Девчонки, о чем с ними говорить?.. – Курдин с преувеличенной небрежностью пожал плечами. – А я, блин, представь, на «Легенду…» не попал. Целый год ждал – и здрасьте. Клевая?

– Смотреть можно. Кстати, ее еще долго будут крутить, может, успеешь.

Курдин махнул рукой.

– Эти козлы…

– Михаил! – возмутилась Александра Григорьевна, входя с подносом в руках. – Что за лексика?!

– Извини, мам. – Курдин начал освобождать столик, при этом печенье отодвинул подальше, чтоб не был виден надорванный край пакета.

– Постарайся впредь следить за своим языком. А вы, Александр, не потворствуйте Михаилу, прошу вас.

Сашка клятвенно заверил, что, конечно же, потворствовать не будет, ни в коем случае.

Теперь он догадывался, почему ребята перестали навещать Курдина.

– Вообще она добрая, – сказал Курдин, когда мать ушла. – Но роль… вживается вот. Ты угощайся…

Чай Сашке очень понравился, и мед. К тому же появилась пауза для того, чтобы все обдумать и сформулировать.

– Ты, кстати, в курсе, что скоро предзащита проектов?

Курдин закатил глаза:

– Хотел бы забыть. Каждый день раза по три напоминают. То есть как на «Легенду…» сходить – так я контуженый, швы, блин, разойдутся, а как проект делать – ничего, живой-здоровый. Одно хорошо: про деда пишу, не надо в библиотеку тащиться. – Он кивнул на стопки книг и одинаковых багровых тетрадей, лежавших на подоконнике. – Архивы, сиди да изучай. Такая нудотень! Спектакли его смотреть прикольно, кстати. А воспоминания, письма там всякие…

– Ну так не заморачивайся. Напиши по-простому, без накидонов. Как все пишут.

Курдин повернулся к Сашке:

– Ты тоже – «как все»? – И добавил вдруг зло, глядя, как Сашка качает головой: – На фига тогда советуешь?

– Да я как раз сам посоветоваться хотел.

– Со мной?! Ну валяй.

Легко сказать. Сашка угробил на список две недели. Звонил по телефонам из дедовой записной, ходил на встречи, объяснял, просил, одного даже выслеживал. Разные люди, разное отношение к деду. Четверо вообще не захотели говорить, наотрез отказались. Один чуть Сашку с лестницы не спустил.

Те шестеро, которые все-таки согласились… Проку от них было мало.

– Нет цельности, понимаешь. Словно каждый говорит о каком-то своем… о другом человеке.

Курдин слушал и кивал, довольно скалясь. Даже про чай свой забыл.

– Ну а ты чего хотел вообще-то? У меня с моим та же фигня. Даже опрашивать никого не надо, архивов хватает с головой. Они все такие… – И скривившись, поправил себя: – Мы все такие.