Я шагнул вниз, в густой, как шерсть, туман. Уже началась обычная утренняя суета, слышалось тявканье команд, конское ржанье, а не видно ни зги. Протянешь руку, растопыришь пальцы — и они пропадают. Туман меня обложил белой ватой, и сквозь эту вату я слышал важный колокольный звон. Я сообразил, что звук плывет из Севастополя и, стало быть, какой-то там у них праздник или сегодня воскресенье. Кое-как я сделал несколько шагов и наткнулся на что-то грузное, рыхлое и рядом призрак огня. Это Поттер, кутаясь в свою шинель, ждал у костра, когда закипит вода в котелке. Я тронул его за плечо и говорю:
— Послушайте только, какие колокола.
А он мне:
— Вы тоже слышите? Я думал, они у меня в голове. Мне снился день моей свадьбы. У Беатрис на фате было пятнышко сажи…
— Господи, — я говорю. — Надо думать, она вас очень за это благодарила.
— Колокола ли вызвали сон, — он стал рассуждать, — или сон уже начался и я только присоединил к нему этот звук?
Я сказал, что, пожалуй, оставлю его вопрос без ответа.
— Я полагаю, вы никогда не были женаты, — он говорит. — Такие не женятся.
Я ему сказал, что он верно полагает, да только у меня была одна вдовая женщина, два года целых, покуда так не спилась, что у меня всякое желанье пропало.
— Вы меня удивляете, — он говорит.
— Я сам себя удивляю, — ответил я и спросил про Миртл.
— Она долго плакала, но потом уснула и теперь снова станет, надеюсь, нашей старой Миртл.
— Ну уж и старой, — я его поправил.
Он сказал, что это я верно заметил, и смолк. Я решил, что нашему разговору конец, но тут он вдруг спрашивает:
— Что такого сделал Джордж в то далекое время… что она его полюбила?
— Сделал? — я говорю. Я даже сконфузился; любовь не из тех, по-моему, слов, какими можно кидаться. Я сказал — это пусть он у Джорджа спрашивает, а не у меня.
— Он и не вспомнит, — Поттер говорит. — Он не похож на человека, которым властвуют чувства.
Тут я вдруг подумал — э, да не такой-то он умный, как я его считал; или же эти древние книги совсем его защемили между страницами. Я знаю мужчин, и я понял, что Джордж почувствительней многих. Плачет, как женщина, чуть вспомнит свою маменьку.
Я сказал:
— Может, он ей открыл, откуда она взялась.
— Неужели этого довольно?
И голос такой недоверчивый. И лицо то вынырнет, то снова уйдет в туман.
— А чего же еще? — я говорю. — Невредно знать о своем начале.
— Можно призадуматься и о вещах более насущных, — он пробормотал, — о своем конце, например.
Но тут вода закипела, и он стал заваривать чай. Мы его пили под топот сапог: утренний отряд уже вышел на добычу воды и топлива. Совсем рядом начала прудить лошадь, затрусила прочь, и плеск затихал понемногу.
— Бывает такое время, когда следует рассказать правду, — вдруг объявил Поттер зловеще. — Вы с этим согласны, Помпи Джонс?
— Какая правда смотря? — я его спрашиваю. Тут лицо его снова исчезло.
— В данном случае, — он говорит, — я имею в виду картины.
Я думал — это он про фотографии, и прямо сказал, что тут мы друг друга не поймем.
— Кое-какие фотографии, — честно ему объясняю, — обычного человека могут только выбить из колеи.
Я думал про снимки смертельных ранений, которые мы делали для медицинского колледжа.
— Я разумел, — он говорит, — вид судов на Мерси с холма, где стоит теперь «Вашингтон».
Тут я совершенно опешил. Может, Джордж в конце концов был и прав, когда посчитал, что Поттер сходит сума.
— Как вы помните, полагаю, он висел на стене в кабинете, — продолжал он. — И был перевешен за несколько недель до того, как вам отказали от дома.
Да, мне запретили бывать в Ежевичном проулке, что правда, то правда, хоть это не помешало Джорджу со мной видаться. Как-то вечером он послал мне на дом записку, просил с ним встретиться у северного входа «Вашингтона». Я совсем было собрался, но когда спускался под гору, увидел, как над рекой желтыми клубьями перекатывается пламя. Когда дошел до таможни, пылающие корабельные паруса воздушными змеями метались по багряной воде и невозможно стало дышать. Сколько уж времени прошло, а как сейчас помню тот вой огня, когда он взвивался к звездам. А потом рухнул табачный склад, павлиньим хвостом распушились искры, и толпа вся весело охнула. Пожар пожаром, но не только это помешало моему свиданью с Джорджем; он мне назначил встречу у черного хода, а не у парадной лестницы — вот что жгло. Мне надоело, что меня стесняются, прячут, пора было с этим покончить. Наутро он ждал меня на нашей улице, у водокачки. Подарил старый аппарат, и я его в тот же день сбыл за шестнадцать шиллингов, у меня свой был, получше.
Поттер сказал:
— Изначально он висел над бюро. Вы помните, верно, — под ним стояла такая ваза с вытянутой шейкой. А потом вдруг обнаружилось, что он криво висит на стене справа от двери. — Я оторопел, я ни звука не мог из себя выдавить. — Две ночи я не ложился… в усилиях разрешить эту загадку. Я тогда еще не привык ходить ночами без сна. В сопоставлении с прочим это не так уж и важно, однако я был бы весьма признателен за объяснение.
— Ничем не могу вам помочь, — сказал я и ушел.