Мастер и город. Киевские контексты Михаила Булгакова

Дом на Андреевском спуске, 13 – половина пути из нижнего города в верхний, граница между ними. Это, вместе с тем, граница между разными национальными и социальными районами старого Киева, между разноязыкими «городами в городе», между кварталами ремесленников и кварталами буржуазными. Это пограничье, равноудаленное от светских и духовных узлов города. Рядом, под горой, с приличествующей его возрасту неспешно-стью, тек Днепр, не подозревая, что по нему проходит граница двух губерний – Киевской и Черниговской (это обстоятельство учтено в тексте и в структуре «Белой гвардии»). И если предположить, что есть граница между землей и небом, то и она должна была проходить здесь: стоя на холме, нависающем над домом, или еще выше – на паперти Андреевской церкви, невозможно отделаться от чувства парения, от мысли о полетах над городом. Культура осуществляет себя на границах, в пограничных областях – не этой ли мыслью М. М. Бахтина руководствовалась дальновидная судьба, поселив своего избранника на Андреевском спуске?

Маршрут Алексея Турбина от дома на Алексеевском спуске (в реальном Киеве, повторим, – Андреевском) до окрашенного в официальные желто-белые колеры здания Первой гимназии – магистраль романа «Белая гвардия» – это магистраль киевских передвижений Михаила Булгакова, сначала ученика этой гимназии, затем студента медицинского факультета университета Св. Владимира, громада которого, красная с черным – цветов владимирской орденской ленты – высилась через улицу наискосок от гимназии. Булгаковские персонажи – Турбины и Мышлаевский, – мечтая в гимназических дортуарах об университете, светившем впереди, «словно маяк», пространственно уносились мечтой не так уж далеко – им предстояло всего лишь пересечь по диагонали перекресток Владимирской улицы и Бибиковского бульвара. Этот перекресток – крайняя западная и одна из напряженнейших точек событий романа.

Но путь от турбинского (булгаковского) дома до этой точки, хотя и очень «киевский», никак не назовешь обыкновенным. В городе, расположенном на крутейших, вздыбленных к Днепру холмах, прямая улица – редкость. Подарив горожанину малую свободу от вихляний влево и вправо, киевская улица тут же с лихвой вознаграждает себя, то вздымаясь вверх, то скатываясь вниз. Киевлянам свойственно выбирать не самые короткие, а самые плоские маршруты. Эта особенность киевского ландшафта имеет прямое отношение к трагическим событиям «Белой гвардии» и ко всему художественному мышлению Булгакова. Только на крутой, да к тому же изогнутой, как латинское S, улице, называемой даже не улицей, а «спуском» (в полном соответствии с действительностью), возможен «дом постройки необыкновенной» – двухэтажный с фасада и одноэтажный, с утопленным в склон горы подвальным этажом, – со двора. Только здесь Николка мог осуществить свое намеренье – взглянуть, что делается в городе, не нарушая при этом Елениного запрета выходить на улицу: прямо над домом высится обрывистый холм, к вершине которого идет (сохранившаяся до сих пор) глинистая, в зарослях трав и кустарников, тропа; там, на вершине, действительно есть площадка, открывающая вид на верхнюю часть города, на нижнюю – Подол, на Днепр и Заднепровье.

Крутизна киевских улиц вместе с Юлией Рейсс участвовала в спасении Алексея Турбина, когда он напоролся на петлюровскую цепь, наступающую снизу, с Крещатика, по улице Прорезной (то есть прорезанной в горе, спускающейся к Крещатицкому яру). Добежав вверх по склону до того перекрестка Владимирской и Прорезной улиц, где произошло роковое столкновение, петлюровцы, надо полагать, изрядно измотались, потеряли дыхание – и это дало Алексею Турбину шанс на спасение. Булгаковскому герою помог случай, но этот случай надо назвать по имени: киевский ландшафт. Ландшафт, ставший формирующим фактором и важнейшей составной частью истории города – и романа о нем.

Романтизм, открывший «местный колорит» еще в первом, начала XIX века, всплеске, в последующем своем движении породил художника, который с небывалой силой воплотил «местный колорит» Киева, дотоле литературно безликого или расплывчатого. Стихийная структурность романтизма начала осмыслять особое социально-культурное устройство города: «Собор Парижской богоматери» – едва ли не первое структурное исследование городского пространства, роман-трактат о городе, не случайно вспоминается Николке в страшную минуту. Через столетие после «Собора Парижской богоматери» трижды романтический мастер Булгаков создал роман, запечатлевший в своем сложном синтезе социально-культурную структуру города, охваченного Гражданской войной. Расхожая публицистическая метафора «в кольце гражданской войны» реализовалась в романе системой концентрических кругов: один в другой заключены, словно разномастные матрешки, круг семьи и дома, улицы, города, мира. И каждый круг – художественная модель огромной познавательной емкости. Все детали равны себе и в то же время неизмеримо больше самих себя. Маршрут Алексея Турбина от дома к Андреевской церкви и далее по Владимирской улице – разве это только улица?