Мастер и мяч. Честный футбол Федора Черенкова

Конечно, ассоциировать имя Федора Черенкова с другим клубом было просто невозможно. А сколько за полтора десятка лет мальчишек, юных приверженцев футбола, обратил он своей игрой в спартаковскую веру! Сколько новых болельщиков получил «Спартак» благодаря виртуозному мастерству Черенкова! Не сосчитать. На протяжении всех тех лет он был лучшей «визитной карточкой» красно- белых.

…Спустя полгода, Черенков приехал из Парижа в отпуск – и назад возвращаться не стал. Он посоветовался с «Дедом» Николаем Старостиным и вернулся туда, где честно мог быть самим собой. Он вернулся домой – в «Спартак».

«Он вернулся лидером – таким же, каким и был. И надежды оправдал», – это слова Олега Романцева. И вот весна 1991-го, матч «Спартак» – «Днепр». На поле вроде бы все молодые спартаковские звезды – Мостовой, Шалимов, Кульков, Шмаров. Но игры нет. А после перерыва вышел Федор – и все преобразилось. Весь второй тайм болельщики пребывали в восторге. Невероятно, но виновен в этом был один тридцатидвухлетний игрок. «А зачем человеку в паспорт заглядывать, – прокомментировал «черенковский» выход Романцев. – На поле и без паспортных данных все видно – кто состарился для игры, а в ком она еще нуждается. Черенков хорош, все нагрузки переносит легко, индивидуальный график тренировок ему не требуется».

И когда в декабре 1992 года в московском концертном зале «Россия» состоялось чествование «Спартака» – первого чемпиона России по футболу, несмотря на присутствие многих высоких гостей и почетных спортсменов, Федору, скромно притулившемуся на сцене с краю, был преподнесен от присутствующих в зале огромный, самый большой за этот вечер букет цветов. И описывающая этот праздник пресса, нисколько не сомневаясь, что выразит общее мнение, назвала Черенкова «богом футбола».

Пожалуй, в отношении с представителями прессы и телевидения Черенков стал проявлять тогда сдержанность и даже холодность, как никогда остро реагируя на, как ему казалось, незаслуженное его восхваление и завышенную оценку результатов его участия в достижениях «Спартака» или же на чересчур назойливые и бестактные расспросы о его парижском вояже и его здоровье. Под разными предлогами он старался уклониться от интервьюеров, а если это не удавалось – мягко, но решительно побуждал их закрыть свои блокноты: «Я в разговорах с журналистами за свою жизнь больше, по-моему, времени провел, чем на тренировках. А сейчас мне лучше свое внимание и время именно на тренировках сосредоточить».

И сильным тяжесть тяжела…

Крики с трибун слились в один глухой, далекий гул. Воздух помутнел, стал вязким и плотным. Тело с неимоверным трудом удавалось проталкивать сквозь его тугую, враждебную плоть, каждое движение отдавало тупой болью куда-то внутрь, где затаилась – замерла в унынии душа. Не привычным осязанием – а каким-то наитием он почувствовал у ноги мяч и впервые не обрадовался этому. Перед глазами рябило дрожащее марево, и он только по расплывшимся цветным пятнам маек угадывал, где свои, где чужие. Но разглядеть партнера, рассчитать расстояние, выверить время, определить направление удара – не мог… Пас отдавать нельзя! На мгновение охватил ужас: ответственность слишком тяжела, ведь ее не с кем разделить. Значит, надо самому довести до ворот, ударить. И попасть! Мяч, будто понял – прилип к ноге. Так вдвоем, как одно целое, прошли они все поле, и никто не услышал за многогласным «го-о-ол!» его отчаянный выдох-стон…

Только Наставник, последним заходя в автобус, искоса бросил на него проницательный взгляд: «Черенков был сегодня «вареный» какой-то».