Мастер Игры

В декабре 1977 года семья Эвереттов прибыла в деревню племени пираха. С первых дней Дэниел применял все методы, которым его обучали, — показывал туземцам предмет, например палку, и спрашивал, как они ее назы­вают. Потом бросал палку на землю и просил произне­сти фразу, описывающую действие. За несколько меся­цев ему удалось добиться неплохих успехов в изучении базового словарного запаса. Методики, освоенные в Институте лингвистики, неплохо работали, и Эверетт рьяно трудился. Всякий раз, слыша новое слово, он за­носил его на отдельную библиографическую карточку. В углу карточек он пробивал отверстия, чтобы закрепить на брючном ремне, и десятками носил карточки с собой, постоянно тренируясь в произношении перед туземца­ми. Слова и фразы он пытался применять в разных си­туациях, иногда вызывая веселый смех пираха. Очень часто Эверетт был близок к отчаянию, но, глядя на де­тей пираха, он не сдавался. «Если малые дети могут освоить язык, — твердил он себе, — то и я смогу». Од­нако каждый раз, когда ему казалось, что удалось понять еще несколько фраз, выяснялось, что это очередная не­удача. Отчаяние предшественников теперь становилось понятным.

Например, он постоянно слышал одно и то же слово в предложениях типа «человек только что ушел». Казалось, это слово и переводится как «только что». Но позже, слыша его в другом контексте, Эверетт догадался, что на самом деле этим словом называется тот самый миг, когда нечто появляется или исчезает, — человек, звук, да что угодно. Выходит, в действительности фраза описывает подобные переходные моменты, решил он, и это откры­тие пролило свет на то, как мыслят пираха. «Только что» даже примерно не покрывало всего богатства значений этого выражения. Такое же происходило и с другими словами, которые поначалу казались ему понятными. Эверетт обнаружил также, что в языке пираха отсутству­ют некоторые категории, и это открытие противоречило всем известным ему лингвистическим теориям. У тузем­цев не было обозначений для цифр и чисел, левого и правого, не было даже простых названий цвета. Что это означало?

Однажды Эверетт — к тому времени он прожил у пира- ха около года — решил вместе с туземцами отправиться в поход в сельву. К его изумлению, эта вылазка помогла ему увидеть их жизнь и язык с новой стороны. Туземцы действовали и общались совсем по-другому, используя вместо слов сложные посвистывания, которые заменяли им привычный нам язык и помогали оперативно обме­ниваться информацией во время охоты. Способность пираха ориентироваться в этих дремучих и опасных за­рослях была поразительна.

Эверетт внезапно осознал, в чем состоит его проблема: он существует отстраненно от пираха, не пытается раз­делить их жизнь и при этом желает просто учить их язык. Между тем язык неотделим от способов охоты, от куль­туры, от повседневных привычек и обычаев. Подсозна­тельно, понял Эверетт, он ставил себя выше туземцев, их образа жизни — он жил среди них, точно зоолог, изуча­ющий муравьев. Ему не удается проникнуть в тайну язы­ка пираха, но причина провала — в несовершенстве ме­тодов, которыми он пользуется. Если он хочет выучить язык пираха так же, как учат его дети, нужно и самому превратиться в ребенка, жизнь которого зависит от этих людей, нужно участвовать в их повседневных делах, учиться общению с ними, в самом деле почувствовать себя беспомощным и слабым. (Полный отказ от чувства какого бы то ни было превосходства позднее приведет Эверетта к глубокому личностному кризису, в результа­те которого он утратит веру в свою роль как миссионера и навсегда выйдет из Церкви.)

Исследователь начал осуществлять задуманное на всех уровнях, входя в мир пираха, до тех пор скрытый от его глаз. Довольно скоро он начал понимать, как устроено их удивительное наречие. Лингвистические странности языка отражали уникальную культуру пираха, развившую­ся в результате многовековой изоляции. Разделив жизнь туземцев, как если бы он был одним из их детей, Эверетт добился, что язык предстал перед ним во всей полноте и ясности, и это позволило ему добиться успехов в его по­нимании. Благодаря этому он сумел взять высоту, не по­корившуюся никому из его предшественников.