Мастер иррационального

Наблюдение отбрасывает тебя к твоему центру. В центре ты — будда. Не важно, кто ты был на периферии. Как только ты начинаешь жить в центре, цвет периферии изменяется. Периферия становится столь же чистой, как и ты в центре. Она становится столь же сострадательной, как и ты в центре. Она впитывает в себя аромат центра.

Истинная религия не учит морали. Мораль приходит сама по себе. Истинная религия учит тебя жить в твоем собственном центре. Отсюда проистекает все добро, и зло становится невозможным. Речь не идет о выборе между добром и злом; ты хорош и так, без всякого выбора. Ты не должен становиться хорошим; ты просто не можешь быть иным.

В этом — чудо дзэн.

Дзэн означает наблюдение.

Эти выкрики просто отбрасывают тебя в центр. Узнав, что такое быть в центре, ты начинаешь понимать, что на периферии ты всегда нищий, тогда как в центре ты всегда император. А кто хочет быть нищим?

Религия — это алхимия, превращающая нищих в императоров.

Великий дзэнский поэт Иккю писал:

Безумец,
переворачиваю все вверх дном,
шатаюсь то там, то тут,
между борделями и пивными.
Найдется ли просветленный монах,
способный тягаться со мной
или хотя бы с одним моим словом?
Я рисую юг; я рисую север;
я рисую запад и восток.

Он говорит: «Люди считают меня безумцем…» Безумец, переворачиваю все вверх дном, шатаюсь то там, то тут, между борделями и пивными.

Подлинный будда не боится борделей и пивных. Те, кто боятся, — не свободны. Они — не преображенные существа.

Найдется ли просветленный монах, способный тягаться со мной?

Будда может приходить на базар совершенно свободно. Те, кто отреклись от мира, — трусы, беглецы; они разрушили все религии мира. Все религии попали в руки трусов.

Подлинно религиозный человек — лев. Он настолько центрирован в себе, что не боится находиться где угодно. Он уверен в своей чистоте, в своей вечности, в своей божественности. Он знает — если к нему придет вор, придется измениться вору; если к нему придет проститутка, придется измениться проститутке.

Наши так называемые святые боятся всего этого. Их страх указывает на их несвободу. Несвободный человек не может быть религиозным — он болен. Его болезнь требует лечения у психиатра.

Первый вопрос. Маниша спрашивает:

Наш любимый Мастер!

Наша любовь к музыке, поэзии, танцу, наша любовь к самой любви — не говорит ли все это о нашей потребности исчезнуть?

Тогда почему медитация — искусство исчезать — не возникает сама по себе?

Маниша, музыка, поэзия, танец, любовь — лишь полдела. Ты исчезаешь на мгновение и тут же возвращаешься назад. Мгновение такое короткое…

Великий танцор Нижинский говорил: «Когда танец переходит в крещендо, меня больше нет. Есть только танец». Но это длится недолго. Затем ты возвращаешься. Я считаю, что поэзия, музыка, танец, любовь — не более чем суррогат медитации. Все это хорошо, прекрасно, но это — не медитация. Медитация не приходит к тебе сама собой, потому что в медитации ты должен исчезнуть навсегда. Возврата нет, и это порождает страх.

Медитация есть смерть — смерть всего того, чем ты являешься сейчас. Безусловно, тебя ждет воскрешение, но воскреснет совершенно новое, неизвестное существо, которое скрыто глубоко в тебе.

То же самое происходит в поэзии, музыке, танце, но недолго — лишь тот краткий миг, когда ты, отбросив свою личность, соприкасаешься с собственной индивидуальностью. И поскольку это длится лишь краткий миг, ты не пугаешься; ты всегда возвращаешься назад.

В медитации ты умираешь и затем, воскреснув, становишься совершенно иным человеком. Старая личность бесследно исчезла. Тебе приходится начинать жизнь сначала. Ты должен изучить все заново — новыми глазами, новым сердцем. Вот почему медитация внушает страх.

В Упанишадах сказано: учитель есть смерть. Но это неполное определение. Учитель есть смерть, но учитель также и возрождение, воскрешение. Учитель — не что иное, как медитация. Учитель дает тебе медитацию — ничего больше он просто не может для тебя сделать. Он дает тебе медитацию, чтобы ты умер и возродился.

Медитирующий может исполнить музыкальное произведение, и оно обретет совершенно иной смысл. Медитирующий может написать стихи, и его стихи будут выражать невыразимое. Медитирующий может делать все что угодно, во всех его творениях появится новая прелесть, новая красота, новое значение.