Мастер крушений

– Не знаю. Задача не из легких, сир. Мы должны идти днем и ночью полным ходом и молиться о погоде. Нужно в прямом смысле слова постоянно держать нос по ветру. Время отдыха сократим. Если задует сильный ветер, используем его, чтоб увеличить скорость. Вы знаете, какого мнения я о наших парусах: если порвутся – чини не починишь. Любое нарушение будет для нас роковым. Нужна безупречная дисциплина, неукоснительная бдительность, безошибочный курс. Я поручу штурманам проверить навигационные расчеты.

Тибо принялся расхаживать взад-вперед по кубрику, почесывая подбородок. Дорек пристально следил за ним.

– Сир, вы понимаете, какой опасности подвергаете экипаж, не так ли?

– Полтора года плавания, адмирал… Потери – рука, фаланга пальца и большой палец на ноге.

– Неплохой итог, сир. Нормальный для торгового судна, исключительный для экспедиции.

– Рисковать людьми вблизи от дома? Имею ли я на это право?

– Сир, Краеугольный Камень не будет домом, если королем станет ваш брат. Я говорю от имени всей команды. Я в ней уверен и скажу: люди готовы рисковать жизнью, потому что не хотят рисковать вашей короной.

Молодой король замер.

– Спасибо, адмирал!

«Изабелла» не сразу вышла в открытое море – пришлось лавировать, ловя попутный ветер. Приличную скорость судно набрало часа через два. Фок подняли, надеясь, что не придется его опускать, когда холмы Бержерака стали казаться полоской пыли.

Лисандр все время стоял у леера, его рвало. Матросы дружески похлопывали его по спине – кто не проходил через это? Остатки пищи привлекли косяк трески. Рыбная ловля вышла удачной.

Тибо ужинал вместе со всеми на нижней палубе. Может, ему и хотелось побыть одному, но он считал, что должен быть вместе со своей командой. Ему было очень плохо. Для него флаг уже спущен, и важнее всего справедливость – она должна восторжествовать! Он сидел молча, не прикоснулся к еде и ушел раньше всех. Как всегда, поднялся на бак, вспоминая прошлое. Потеряв отца, он еще больнее ощутил потерю матери. Молодой король так и не исцелился от горя, скорбная тень затаилась в глубине ясных глаз. Пока Элоиза была жива, Тибо проводил дни безмятежно и радостно. Альберик брал его с собой в путешествия, сажал на коня, учил, как им править, называл имена цветов и трав, говорил о приметах, которые помогали не сбиться с пути, разъяснял основы законов. Вечером Элоиза укладывала его спать, слушала его болтовню, рассказывала сказки. Он любил легенду о созвездии Азале, которое было нарисовано на потолке его комнаты. Мама всегда целовала его в лоб, туда, куда упал луч света при крещении…

Тибо будто видел все наяву.

Он вернулся в кубрик. Свет зажигать не стал. Воспоминания преследовали его и в темноте стали еще ярче. Ему шесть. Он спрятался среди покрасневших листьев винограда под окнами своей комнаты. Слуга вытащил его из кустов, умыл холодной водой и отвел в спальню к матери. Она лежала, опершись на подушки, бледная, как луна. Тибо и сейчас чувствовал ее прохладные пальцы у себя на щеке. Слышал тихий голос:

– Помнишь Мириам и Ариэль, звезды Азале? Расскажи мне о них, маленький принц. Я сегодня так устала.

– Они были как одна звезда, но налетел сильный ветер и оторвал их друг от друга.

– А потом?

– Сначала горевали, а потом каждая выбрала себе имя.

– И что дальше? Когда у каждой появилось свое имя?

– Каждая стала дарить свой свет.

– А потом?

– Однажды ночью они снова встретятся.

– Да, да, обязательно встретятся!

Элоиза прикрыла глаза и откинула прелестную белокурую голову на подушки.

– Встретятся, когда пройдет время. А время, Тибо, всегда проходит.

Через час она умерла. На следующий день Альберик опустил в реку двадцать восемь белоснежных лилий в благодарность за двадцать восемь лет жизни своей жены. Река понесла их к морю, и они уплыли в синеву северных вод. Кто опустит в реку цветы в память о его отце? Тибо не мог даже проститься с ним… Не сказанные отцу слова тяжким грузом легли на сердце.

Стук в дверь был едва слышный, но молодой король вздрогнул. Догадался, но до конца не был уверен.

– Юнга?

Эма бесшумно прикрыла за собой дверь. Она едва различала Тибо в сумраке. Он стоял, держась за спинку стула черного дерева с перламутровой инкрустацией. Ему очень трудно дался этот долгий день, она это чувствовала. И не сомневалась, что лицо у него сейчас детское и растерянное. Потому решилась назвать его просто по имени:

– Тибо… Ваш отец умер, а вы еще не плакали.

Он ответил не сразу. Крепко сжал руками спинку стула. Эма видела побелевшие фаланги пальцев, слышала неровное дыхание, скрип снастей. Ей было больно, оттого что больно ему.

– Помоги мне, – попросил он.