Мастер Лабиринта

Желудок все ещё нехорошо сжимался, и я дышал поверхностно, но запах уже не ощущался так остро. Я поймал себя на том, что вновь и вновь брезгливо тру ладони о брюки.

В цистернах едкая химия, и человеческие тела, и секреты, которые нужно скрыть. Здесь всё нечистое, всё может навредить моему дэ. Но, несмотря на отвращение, я шёл вперёд и мне становилось как-то... спокойнее. Всё это омерзительно, гадко, противно и хочется чесаться. И всё же это - настоящее. Настоящая опасность и настоящая смерть.

Рядом со смертью, которой можно коснуться, мои проблемы со зрением, с корпорацией, с отцом - такие маленькие и надуманные.

Я направлялся к единственному выделяющемуся ориентиру: белому контейнеру, такому огромному, что я принял его сначала за стену. По поверхности контейнера змеились тонкие опасные трещины. Бока его алели предупреждением, от которых у меня кожа на руках сжалась: «электронное оборудование / полупроводники».

Сразу за контейнером прятался куб с дверью, а за кубом - лифт, на этот раз пассажирский.

Дверь куба закрывала опущенная решётка, под которой блестела золотистая табличка без корпоративного логотипа: «Мёртвая голова». Ниже мелким: «Клиника. Д-р Девидофф». И ещё мельче номер телефона для «экстренного вызова».

Я подёргал решётку, убеждаясь, что заперто. Просунув под неё пальцы, нажал на дверной звонок, но ничего не услышал.

Что за название клиники такое? Кто придёт в клинику на уровень, открытый только монахам и охране?

«Мёртвая голова» - оттенок коричнево-жёлтой краски. Когда-то её делали из кусочков мумий. Вряд ли тут производят художественные материалы.

- Так что ты хотел?

Я подскочил на месте. Брюнетка в коже стояла у меня за спиной, как будто там материализовалась.

- Ты немношко больной, да? - Она отодвинула меня плечом. - Затормошенный, как тормос.

Женщина звякнула ключами и отворила сначала решётку, а затем дверь с табличкой. Лестница за дверью уводила ещё ниже, и оттуда повеяло холодным и горьким от антисептика воздухом. Очень холодным.

Четвёртый уровень - уровень свалки и опасных отходов. Никто не будет строить здесь больницу. «Мёртвая голова» это не клиника. Это морг.

И доктор Девидофф сейчас скроется за его порогом.

Я застыл на пороге, а дверь «Мёртвой головы» плавно закрывалась передо мной. Она права: я медленно думаю и медленно действую.

- Подождите. - Я шагнул следом за женщиной, и замер на верхней ступени.

Доктор Девидофф развернулась на каблуках:

- Ты не мой клиент.

- Что?

- Не клиент. Уходи.

Дверь захлопнулась с герметическим чваканием .

Женщина, будто меня и тут нет, спустилась на пять ступеней - в крохотную больнично-зелёную приёмную, из которой пронизывающий сквозняк вымывал запахи дезинфекции и разложения.

- Мне нужна консультация.

- И кто у тепфя умер? - Усмехнулась доктор краем алого рта.

- Зрение.

Девидофф вскинула брови. Я шагнул вперёд, отвоёвывая право находиться здесь.

- У меня атрофия цветового зрения. Так мне сказали. Мне нужна консультация: проверить или опровергнуть. Независимый специалист. Вы ведь такой?

Девидофф перестала улыбаться и уставилась на меня немигающим взглядом. Не с ног до головы - а словно насквозь. Или на что-то за моей спиной. Её зрачки, похожие на проёмы в диафрагме фотоаппарата, медленно расширились.

Она подсчитывала, сравнивала, выстраивала варианты и отбрасывает их. Я знаю, как это выглядит со стороны. Меня этому учили.

На будущее: Девидофф сложнее, чем кажется. Она размышляет долго и интенсивно.

Надо выбрать момент и сказать ей, что она тоже тормоз.

- Почему ко мне?

- У вас бывают... пациенты с Рейна-Клаттера. Вы знаете, как это выглядит в последней стадии. Вы можете определить как далеко мне до неё.

Не буду упоминать вердикт Риттера. Два независимых мнения лучше одного.

- Ты мне пока ничего не сказал.

- Болезнь Рейна-Клаттера. Мне поставили такой диагноз. Я хочу знать, правда ли...

Девидофф ткнула пальцем мне в лоб. Я отшатнулся - она шагнула следом. Обвиняя, нажимая мне между бровей острым маникюром:

- Ты ариста.

Я задохнулся от стыда. Как будто меня кипятком ошпарили. Будто я сам нырнул в кипяток. С меня слезет кожа и она увидит, все увидят, что я такое.

Позор, ошибка, испорченный экземпляр.

Поэтому я не мог сознаться мучившим меня врачам Экосферы, что слепну. Поэтому я не сказал Риттеру. Мне хотелось сбежать. Спрятаться, чтобы никто никогда меня больше не видел.

Я закрыл глаза. Досчитал до двух. Открыл.

- Я не должен болеть. - Прошептал я. - Со мной что-то не так.

Девидофф расхохоталась. Запрокидывая к потолку породистую голову, открывая крупные белоснежные зуб. Царапая меня изнутри стыдом.

Я сжал кулаки, сдерживая позорное желание ударить.

Отсмеявшись, женщина подошла к стенному шкафу и распахнула его. Ведра, швабра, две старые серые тряпки.

- Иди, убери за собой, ариста. - И, словно дирижёр, указала винным ногтем на меня, на тряпки, на выход. - Шиво, шиво, шиво!