Мастер-Ломастер

— Этих позавчера повязала полиция. Дом собираются сносить, мы из комиссии по переселению жильцов. Ты где живешь?

— Третий год здесь. Зимой в подвале держат, летом здесь. В подвале теплее. Идем, я тайники ихние знаю. Я вам все покажу, только дайте ширнуться, — существо уже влекло меня за руку к лифту. Рваное платье при каждом движении открывало тощие, висячие груди. И вся она была тощая, длинная, нескладная. Палка от швабры. Вешалка.

Втроем мы забились в кабину, и Тина нажала клавишу подземного гаража. Зрачки у нее были огромные, во всю радужку, а руки дрожали. И вся она дрожала. Ломка после карата.

— Давно ломает? — спросил я.

— Четыре года.

— А сколько тебе лет?

— Двадцать восемь. Я в пятнадцать на карат села. Когда ломка началась, сутенеру одному задолжала, он меня сюда продал.

На два года моложе меня, а выглядит на десять старше.

— У тебя родные есть?

— Никого у меня нет. Неужели не понятно? Зачем им кролик с родней? Чтоб родня разыскивала?

Двери раскрылись, и Тина заметалась по гаражу.

— Что будем с ней делать? — спросил я у Тимоти.

— А ничего. Дадим полсотни — и пусть идет на все четыре.

— И куда она пойдет?

— А какое тебе дело?

— Никакого, — уныло согласился я и поплелся разыскивать Тину.

Тина, стоя на четвереньках, вылизывала лужу на полу.

— Ты что делаешь?

Она замахала на меня ладошкой и всосала остатки жидкости. Поднялась на ноги, повернула ко мне счастливое лицо. Прямо на глазах происходила удивительная перемена. Словно в спущенную резиновую куклу воздух накачали. Глаза блестят, улыбка от уха до уха, в движениях появилась грация.

— Чучело! С пола-то зачем?

— Копы все тайники очистили, — она уже оглядывыла себя, выгибая шею. — И на самом деле чучело! Пить как хочется! И нажраться бы от пуза!

— На третьем этаже я видел шкаф с женскими тряпками, — сообщил Тимоти.

— Покажешь? — Тина подбежала к пожарному гидранту, приоткрыла вентиль и жадно пила, подставив лицо под струю.

Такие дела. Два дня без воды. Сначала доза, потом утолить жажду.

Напившись, она замотала головой, стряхивая брызги и сверкнула улыбкой.

— Меня зовут Тина, — она сделала книксен. — А вас как?

— Тимоти, — представился Тимоти. — Можно — Тим.

— Гнус, — сказал я.

— Тим, ты обещал что-то показать! — она уже тащила его за руку к лифту. Тощий, ногастый, рукастый жизнерадостный щенок. Каратистка. Наширявшаяся каратистка. Прямо с пола. Из лужи. Я попытался почувствовать отвращение — и не смог. Когда-то она была именно такой — жизнерадостной, открытой, веселой. Сколько ей осталось? Лет пять, не больше. Сейчас двадцать восемь, будет тридцать три. Возраст Христа.

Я неспеша поднялся на третий этаж. Тимоти нашел быстро. Он курил у окна. Не помню, когда Тим последний раз курил.

— Она в ванной, — сказал Тимоти. Холодная идет слабо, но чистая, а горячая хорошо, но ржавая. Чуть теплая.

Он еще долго что-то говорил. Про фильтры очистки, про пластиковые трубы… Какие, к черту, фильтры, если через неделю дома не станет.

Я достал предпоследнюю сигару, скусил кончик и прикурил от золоченой зажигалки. Стена резервуара за окном возвышалась словно стена средневекового замка.

— Она каратистка, — сказал Тимоти, растоптал окурок и отобрал у меня сигару. — Спасибо.

— Сигары не курят взатяжку.

— Она каратистка, понимаешь ты это, или нет?

Нет, средневековые замки делали не из бетона. Из камня, из кирпича, но не из бетона. И башенок наверху нет.

— Ты меня слушаешь, или нет? Скажи мне, ну что ты с ней будешь делать? Мы же как ежики пахать будем!

— Ежики не пахают.

— Не пашут. Грамотей.

Я машинально обстучал карманы, но курева не нашел. Сигары — не курево. А курить я завязал. Два года назад.

— Тим, ты же все понимаешь.

— Мальчики, не оборачивайтесь, я голая! — прозвучал за спиной жизнерадостный голос. — О! расческа нашлась! Все, можете повернуться!

Мы повернулись. Тина оделась в спортивный костюм и расчесывала волосы. Она была до синевы бледная. Раньше это маскировалось грязью. Плоское лицо северных народов, но не круглое, а вытянутое, красноватый оттенок кожи индейцев, типично французский носик — да в ней перемешалась кровь всех наций. Теперь она с веселой яростью расчесывала мокрые, спутанные волосы.

— Есть хочешь?

— Еще как! Слона слопаю.

Тимоти протянул ей сотенную бумажку. — Иди, подзаправься.

— А вы?

— Мы на службе. Ты забыла? Жильцов выселяем.

— А-а… Я последняя. Чес-слово!

— Тина, если бы мы не поднялись на последний этаж, ты умерла бы от жажды через пять дней, — сказал я. — Это наша работа.

Зрачки у нее были абсолютно нормального размера. По внешнему виду — просто веселая девчонка. Это после полной дозы. Я скинул два года с отведенных ей пяти лет жизни.

— Я мигом! Мальчики, вам что принести?

— На твой выбор, — буркнул Тимоти,

— Она не вернется.

Тимоти с яростью обрушил на замок удар кувалды.

— Она каратистка. Некогда нам с ней заниматься. Ну некогда — и все! Куда ты ее денешь? В лечебницу? А денег у тебя хватит? В хоспис? Туда она и сама дорогу найдет.