Мастер меча

Юкийе задохнулся от непривычных усилий. Его жирные ноги тряслись, и, хотя сапоги генерала были предназначены именно для таких прогулок, ступни его ныли и горели. Пот пропитал ткань его халата, она неприятно липла к спине, Ему нужно отдохнуть. Он проделал длинный путь. Он заслужил отдых. Юкийе оглянулся на оставленный им лагерь. Какой удар! Он не прошел почти никакого расстояния. Солдатские костры были так близки, что, казалось, до них можно дотронуться.

Юкийе захныкал. Ему надо было идти, но его тело отказывалось ему повиноваться.

Затем он услышал шум на склоне Хиюти-ямы. Кто-то или что-то находилось за его спиной. Сердце трудно забултыхалось в груди. Густой вкус желчи заполнил горло. Ему нужно уходить… нужно уходить! Паника дала ему силы подняться на ноги и тяжело двинуться вперед. Юкийе забыл о своем пакете с едой и вещами, которой он выронил, карабкаясь все выше и выше по склону утеса.

Нами застыла на месте.

Голод выгнал ее из потайной пещеры. Она собирала ягоды в близлежащем кустарнике, когда услышала треск над собой. Она попыталась разглядеть, что вызвало этот шум, но луна прикрыла свое лицо облачным лоскутом, и женщина смогла лишь различить во мраке большую тяжело движущуюся массу.

В ужасе она протиснулась в лаз за карликовой сосной. Кто это мог быть? Горный медведь? Говорят, они редко встречаются вблизи мест обитания человека, но еще говорят, что когда встречаются, то бывают необычайно свирепы.

Горсть ягод не утолит голода. Она не будет больше рисковать и не покинет убежища. Женщина взглянула из пещеры на панораму костров и подумала, где сейчас Йоши, вспоминает ли он о своей Нами?

Облако проплыло мимо, лицо Тсукийоми вновь открылось. Нами осаждали сомнения. Почему Йоши должен беспокоиться о ней? Он уверен, что она сейчас в безопасности. Возможно, она не права, оставаясь в пещере. Может, собраться и уйти сейчас? Она вспомнила о медведе. Нет, придется остаться, по крайней мере до наступления дня. Нами свернулась калачиком, чтобы переждать ночь, и принялась жевать ягоды, вытаскивая их по одной из стиснутого кулачка.

Заканчивая свой скудный ужин и уже почти засыпая, молодая женщина услышала вдалеке пронзительный крик. Он был похож на вопль дикого зверя, но почему-то она знала – это кричит человек. Нами вздрогнула.

Мальчик был на полпути к ближайшим кострам, когда из темноты появилась фигура вооруженного солдата.

– Стой, – скомандовал солдат. – Кто ты? Что тебе нужно?

– Я слуга генерала Юкийе. У меня важное письмо к генералу Коремори. Вы должны немедленно доставить меня к нему.

– Я должен, должен я? – солдат подошел ближе. У него была мощная грудная клетка, тяжелая борода, и он носил минимальное вооружение, положенное асигару, низшему воинскому чину. Асигару в воинской иерархии стояли чуть выше, чем новобранцы из крестьян. Их кличка означала «быстрые ноги», так как они были безлошадными и в битвах проводили большую часть времени бегая между конными воинами более высоких рангов. Однако их статус давал возможность продвижения по службе, и многие асигару были чрезвычайно чувствительны, блюдя самурайские обычаи ревнивее, чем настоящие самураи.

– А ты прелестный мальчик! – ухмыльнулся асигару. – Может быть, мы забудем о твоем поручении и…

– Это письмо должно немедленно попасть к Коремори, – сказал мальчик дрожащим голосом, – или это плохо для тебя обернется.

– Ха! Плохо для меня? У тебя силенок не хватит повернуть дело плохо для меня. Фактически у тебя вообще нет никаких возможностей.

Асигару плотоядно посмотрел на него.

– Сними одежду, маленькая бабочка. Я хочу посмотреть, мальчик ты или девочка… впрочем, какая разница.

Мальчик чуть не плакал.

– Пожалуйста, господин. У меня приказ моего хозяина. Письмо должно попасть к Коремори до рассвета. Я отвечаю за это своей жизнью.

Асигару нахмурился. Он недавно получил звание асигару и очень серьезно относился к нему. Его чувство собственного достоинства только зарождалось, и любая угроза нанести ему урон вызывала чрезмерную реакцию. А в этой ситуации наблюдался явный случай кирисутэ-гомен, то есть непочтительности. Как смеет этот жалкий прыщ настаивать на своем? Ясно, что асигару как самурай теперь обязан зарубить этого хорошенького юнца на месте. Он откашлялся и сплюнул под ноги мальчику. Его меч не пробовал крови с начала кампании, и ему нужно подтвердить свое новое звание. Кто станет уважать его, если его лезвие останется необагренным перед лицом обиды?

Подобными размышлениями асигару довел себя до состояния, когда здравый смысл ничего не значил. Без предупреждения он вытащил свой меч и со всей силой рубанул поперек живота мальчика. Глаза бедняги выкатились. Его рот открылся, и оттуда вылетел нечеловеческий вопль, он опустился на колени, держась за живот одной рукой и протягивая письмо другой. Асигару стряхнул капли крови с меча и вложил его в ножны. Он сплюнул еще раз, едва не попав в безжизненную руку.

– К Эмме-О тебя и твое «важное письмо», – презрительно проворчал он. – Я самурай. Никто не может отказать мне и остаться в живых.