Мастер меча тысячелетней выдержки. Том I (СИ)

— А в жизни часто неправильные вещи бывают самыми приятными, — улыбнулся я. — Как-то так получается.

— Такой молодой и такой мудрый, — саркастично заметила девушка. — Вот уж не подумала бы!

Я лишь хмыкнул.

— А вы любите наггетсы? — поинтересовался я, глядя преподавательнице прямо в глаза.

Да, четверг подкрался незаметно.

…сказал бы я, не будь следующие два дня после экзамена такими неумолимо скучными. Конечно, всё это время я занимался подготовкой к потенциальному вторжению Богов и всё такое, однако когда у тебя нет возможности здесь и сразу многократно увеличить свои силы с помощью срыва очередной печати — приходится прибегать к более классическим методам подготовки.

Если опустить те немногочисленные пары, на которые мне приходилось ходить чисто для галочки и лениво отвечать пользуясь то знаниями Стерлинга, то своим глубоким жизненным опытом, то особых дел у меня не было. Зато было много свободного времени. Его я пустил преимущественно на физическое развитие тела парня.

Дело в том, что финты, которые я показывал во время схваток, получались возможными лишь благодаря моей памяти и силе воли. Физически Стерлинг всевозможные кувырки, увороты и подкаты вывозил лишь на грани — благо, хотя бы с дыхалкой у него всё было в порядке.

В любом случае, такой расклад меня не устраивал. Поэтому каждый день до и после занятий я первым делом отправлялся на стадион Академии и устраивал самому себе курс молодого бойца и сдачу олимпийских нормативов в одном флаконе.

Я бегал, таскал железо, отжимался и даже подружился с парой первокурсниц, которые занимались растяжкой (они мне разрешили брать их коврики для занятий).

Может показаться, что растяжка — это несолидное дело для того, кто собирается резать божеств направо и налево, но никогда не знаешь, какой именно выворот может сыграть решающую роль в смертельной схватке. Поэтому пришлось отставить в сторону гендерные предрассудки и тянуться ладонью к пятке по два часа в день.

Хотел бы я сказать, что прогресс пошёл семимильными шагами… но без магии два дня — это всего два дня. Впрочем, приятная крепатура по всему телу подсказывала, что двигаюсь я в правильном направлении.

Что ещё?

Когда я оставался наедине, то много практиковался с магией крови. Я смутно помнил, на какие виражи способны были талантливые маги с Даром Шезму, однако образы в голову лезли интересные. Тот, кто в совершенстве овладел Даром Шезму, мог использовать свою кровь как для лечения, так и для атаки. По сути, применение ограничивалось только воображением практика.

Брызнуть кровью из раны в сторону врага и быстро её кристаллизировать, превратив таким образом в смертоносный снаряд? Легко.

Сделать себе импровизированный кастет по такому же принципу? Ещё легче.

Вспороть себе что-нибудь и наколдовать огромную кровавую косу, вселяющую страх в противников? Ну… это я уже себе навыдумывал, но в теории было бы круто.

Проблема была только одна. За все два дня активных тренировок я разве что научился моментально вызывать кровотечение из носа. Штука полезная, если надо быстро свалить с пары, однако в бою толку мало.

Впрочем, это было ожидаемо. Мне не хватает как и общего магического развития, закрытого за печатями, так и серьезной практики Шезму в ситуациях на грани жизни и смерти.

Кто бы мог подумать, что магия крови любит, когда из тебя хлещет кровь, да?

Ну и — кто знает, может быть мои успехи были бы значимее, если бы меня постоянно не отвлекали.

Вернее, не отвлекал. Филя, который почему-то решил, что после того, как его наставник воткнул в меня нож, мы резко стали хорошими друзьями.

История с Лебужоном, кажется, просто сошла на нет. Жаловаться я, естественно, никуда не ходил, а стажеры, видимо, побоялись, что ябедничество на буйного шефа помешает им пройти испытательный срок, а потому тоже никуда не доложили о том, что заслуженный повар любит бросаться на живых людей с ножами. Хотя и винить его я мог лишь с натяжкой —всё же Лебужоном в тот момент руководил по большей части запах амброзии, а не рассудок.

Впрочем, если верить Филе, шеф взял отпуск буквально на следующий день после инцидента, так что, похоже, у него всё-таки есть зачатки совести.

Чего нельзя было сказать о самом Филе. Толстяк каким-то образом выяснил, в какой комнате я живу, и то и дело приходил ко мне с какими-то подачками с кухни. Делал он это, понятно, не по доброте душевной, а потому что ему тоже было интересно, как именно я сделал пищу Богов. Я, конечно, сразу ему сказал, что эти попытки тщетны, однако его это не останавливало.

Честно говоря, может быть, я и не был бы против нового друга. Однако он постоянно выбирал самый худший момент для того, чтобы громко ворваться в комнату с запеканкой наперевес, тем самым сбивая мой и без того несущественный прогресс с Шезму. У Фили не было никакого чувства такта и понимания личного пространства, а потому всё, что мне не нравилось в общении с ним, приходилось проговаривать прямо. С Петей в этом плане, конечно, было попроще.