Мастер Миража

В этом мире остаются, по крайней мере, два человека, которые нужны Цертусу живыми, – ты и Далькроз. Поэтому, если обстоятельства приведут к твоей повторной встрече с Воробьиным Королем, будь осторожна вдвойне. Не думай о принципах, отставь в сторонку эмоции, добро и зло, месть, справедливость – просто всеми средствами постарайся спасти свою жизнь.

Я не называю тебе настоящего имени Цертуса, потому что хочу хотя бы так защитить тебя.

Я прошу тебя, во что бы то ни стало, сколько бы ни прошло дней, месяцев или лет – не появляйся в Мемфисе, потому что место это давно уже стало полигоном Мастера Миражей.

Я отправляю тебе эту записку в памяти псионика, который обещал переписать ее от руки. В сердце и душе моей он увидел твое лицо, поэтому сможет тебя опознать и не ошибется.

Если ты получишь письмо, значит, то немногое против Цертуса, что я успел сделать напоследок, не пропало даром. Если не получишь – ну что ж, я все равно сделал все, что смог.

Не сердись, пожалуйста, что я оказался никуда не годным напарником в деле. Оставляю тебя одну и вынужден попрощаться. Дело в том, что через несколько часов я умру поприговору Мемфисского Трибунала – и это лучшее признание Цертусом моих, то есть наших, заслуг.

Целую тебя напоследок от души, как целовал в Мираже.

Тэн Цилиан.

Записка упала с колена, прошелестела куда-то под сиденье, Авите показалось, будто ее оглушили, сбили с ног, лишили воздуха. Биение в левом боку остановилось, изображение на сетчатке глаз подернулось частой серой сеточкой – Брукс упала навзничь, на старое сиденье брошенной машины. Работница Электротехнической Компании второй раз в жизни потеряла сознание.

Она была здоровой девушкой и очнулась очень быстро – всего через несколько минут. Где-то под днищем старого кара тихо, словно вздыхая, осыпался песок, день клонился к вечеру. Записка отыскалась с трудом, ее утащило сквозняком далеко под сиденье. Брукс перечитала текст еще, потом еще раз. Почерк, конечно, был не Цилиана. Сухие веки горели так, словно их специально натерли песком.

– Эй, псионик! Вернись! Я хочу поговорить с тобой! На крик, понятно, не ответил никто, чужак со ссадиной на щеке и сверкающими глазами давно ушел, унося с собою подробности последних часов Тэна Цилиана. Брукс попыталась заплакать, но от этих бессильных попыток только ярко горело лицо, тогда она скорчилась, подтянула колени к подбородку и замерла в таком положении, переживая первую минуту боли.

– Какой холеры мне его жалеть? Тэн был инспектором Пирамиды и слишком часто врал.

«Цилиан пустил тебя в свой дом, когда тебе некуда было податься».

– Когда-то я собиралась его застрелить. «Зато он потом тебя защищал».

Брукс еще раз потерла сухие щеки и вылезла из разбитого кара. С востока шла тьма. С запада повеяло весенним холодом.

– Ладно, я пошла. Прощай, друг. Записку придется сжечь, это точно, а у меня как раз нет с собою зажигалки. Пусть только наступит утро, утром я во всем разберусь.

Она уходила домой сквозь весенние сумерки, пятна света из окон домов расчертили тротуар на квадраты.

«Мемфис, – думала Авита. – Тэн сказал, что его убили в Мемфисе».

Дома ее не ждали, из двери отцовского кабинета пробивалось пестрое мелькание бликов уникома – на этот раз большого, черный силуэт отца маячил на фоне проема. Брат заперся у себя в комнате, витая где-то в пространстве ментального эфира. Мать, как ни странно, вернулась рано и теперь ровно дышала в спальне.

Брукс села в любимое кресло и положила ладони на больные, беззащитные глаза – из-под кончиков пальцев наконец-то потекли запоздалые слезы горя. «Он посчитал меня трусихой. Глупый, глупый! Я не послушаюсь его, я отомщу. Придется рассказать брату все. Интересно, можно теперь надеяться на Лина?»