Иногда отправлял литератора с рукописью к столу Фиелло. Тот сидел в нарукавниках за низеньким журнальным столиком Кучерявого, отчего авторам приходилось нагибаться, чтобы продиктовать свои данные. В огромный гроссбух Фиелло записывал фамилию, имя, отчество сдавшего рукопись, дату приема рукописи, название произведения. Автор расписывался, на рукопись ставилась большая печать, выправленная по случаю («Издательство Мосэк. Редакция Теодора Фаланда»). Компьютеров в этой квартире не признавали. Единственный ноутбук увез с собой Кучерявый, нового не покупали по причине полного отрицания подобного ведения дел.
На лестничной клетке, к неудовольствию соседей, с раннего утра выстраивалась очередь. В самые первые дни нашествия писателей Афраний вышел из квартиры с банкой желтой краски и разлиновал пространство от лифта до квартиры, затем приклеил надписи: «Соблюдай дистанцию!». Так как литераторы очень быстро перестали пользоваться лифтом, и очередь змейкой спускалась по лестничным пролетам, то на ступеньках аналогичным образом пришлось нарисовать желтые полоски и приклеить надписи. В семь вечера допуск авторов в квартиру прекращался. Первый в очереди всегда умолял пустить его: «Меня пустите, я тут с утра. Одного человека всего! Еще без пяти минут!..» Но Флюшка клал свою мохнатую лапу на грудь говорившего, и тот успокаивался, по его лицу растекалась глупая улыбка. Писатель видел перед собой кошачью лапу, думал о переутомлении, кивал, забывая, чего кричал. Стоявшие позади, из-за дистанции, за соблюдением которой строго следил Афраний, ничего толком не понимали, кроме того, что редакция до завтра закрыта. Большинство, написав номер очереди на ладони, уходили. Однако стоявшие в первых рядах устраивались на полу, подложив под тело заранее припасенные картонки или коврики для занятий фитнесом. На свободном метровом пространстве расстилалась газетка или одноразовая скатёрка. Народ доставал из котомок бутерброды, огурчики, звенели бутылки. Литераторы принимались за еду, одновременно рассказывая друг другу разные истории, в том числе о требованиях редакции Теодора Фаланда, разительно отличавшихся от требований редакции, например, Алены Пономаренко.
В один из теплых апрельских дней терпение соседей лопнуло, и они вызвали полицию.
– Господа, позвольте, – полицейский, пришедший с проверкой, с трудом проходил от лифта к квартире. Соблюдение дистанции вполне позволяло преодолеть этот отрезок пути без особых проблем, но в каждом человеке литераторы видели коллегу, желавшего прорваться в редакцию без очереди, поэтому полицейского нещадно тормозили через каждый метр, выкрикивая оскорбления: «Тоже мне интеллигент выискался!», «Куда прёшь, тут живая очередь!», «Начало очереди на первом этаже!» и классическое «Вас тут не стояло! Я всех помню в лицо!». Полицейский терпеливо показывал удостоверение и повторял, что идет он по заявлению соседей.
Оказавшись возле двери, полицейский хотел было позвонить, но дверь, как по волшебству, распахнулась и Галина в белом фартучке, поблёскивая лубутенами, томно произнесла:
– Прошу вас, заходите, так вас ждали!
Полицейский вошел, Галина тут же захлопнула дверь перед носом у очередного автора и повернулась голой спиной к служителю порядка.
– Сюда проходите, пожалуйста, – проворковала она, заходя на кухню. – В комнате у нас редакторы, они нервные. Такова уж тяжкая работа с писателями. А здесь вы совершенно спокойно побеседуете с господином Фаландом. Он у нас за главного.
На кухне во главе стола восседал Фаланд, облачившийся в белую рубашку и черные джинсы. Машинку переставили на подоконник. Фаланд размашисто подписывал какие-то бумаги.
– Добрый день! – громко сказал полицейский. – Жалуются тут на вас. И справедливо жалуются, господин Фаланд. Более того, мы звонили в издательство. Они вас не знают и не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции.
– Ох, что ж вы стоите-то! – неожиданно позади полицейского нарисовался Флюшка Мурр. Он начал лапой подталкивать служителя закона к стулу. – Сядайте, сядайте. В ногах правды нет.
Полицейский плюхнулся на стул. Фаланд оторвался от бумаг.
– Значит, говорите, в издательстве не уполномочивали? Может, вы не туда позвонили? Не тот номер набрали? Сейчас выясним. Галина, будьте добры, позвоните в Мосэк.
Взяв со столешницы городской телефон с длинным проводом, Галина тоже села за стол и начала набирать номер, крутя диск карандашом.
– Алло, – протяжно произнесла она, – беспокоит редакция Теодора Фаланда на выезде. К нам пришел полицейский и утверждает, что вы нас не уполномочивали превращать квартиру поэта Кучерявого в отдел редакции. Дать трубочку? Момент! – Галина передала трубку полицейскому: – Вас!
Все это показалось ему довольно странным, но трубку он взял: