И вечер вышел бы изумительным, если бы не одно маленькое, но неизменное «но». Мы были в «Пивном бароне», а это место славилось тем, что здесь частенько собиралось натуральное быдло. Консервированное в своей животности. Связано это было с тем, что заведение принадлежало одному из питерских авторитетов. Я его лично никогда не видел, да и не хотелось. Да и вообще дело не в нем. В общем, я когда приходил в этот бар, то всегда нарывался на каких-то обрыганов.
И своего будущего соперника я услышал еще за добрый десяток метров. Некто грузный и тяжелый собрался дойти до толчка, дабы облегчиться, но так как зеленый змей уже крепко обвил его сознание, бедолага терял направление и жутко матерился, напарываясь на столики других людей.
— Извините. Не со зла. Идите на хуй, — бормотал он весело. Кто-то возмущался в ответ, но робко, другие просто молчали. Это понятно. Никто не хочет испортить себе вечер потасовкой с бухим кабаном и его приятелями. Такие же ведь и убить могут. Ну если смогут, конечно. Пьяный в стельку противник — самый слабый. Его даже ребенок вырубит, если захочет.
— Ну что за люди пошли, а? — хрипел в алкоугаре толстый мужик, — не люди, а бляди одни же.
Жирное тело застыло напротив нас и пристально уставилось на меня. Я сделал вид, что не заметил его и взял салфетку. Порой игнорирование — это лучшая тактика. У пьяного животного сильно сдвинута точка сборки. Сознание засунуто в жопу собственного Эго, поэтому такой индивидуум становится храбрым и совершенно непереносимым другими людьми.
— Ты вот с какого хера такой волосатый, а? — мужик оперся о наш столик, — ты педик, да?
Я внимательно посмотрел на эту обезьяну. Да, типичный такой мужик за сорок. Толстый, в расстегнутой рубашке, черных джинсах. Толстая золотая цепь на шее, в руке зажат «Айфон» как у меня. Солидный быдло-дядя.
— И где логика в ваших словах? — нарочито вежливо спросил я, — я сижу здесь с девушкой. Это, кстати, моя девушка. Разве у педиков бывают девушки?
Мужик задумался. Его морщинистый лоб покрылся испариной, а мелкие карие глазки забегали. Он внимательно смотрел на Тэсс, как бы пытаясь найти в ней признаки мужественности, но никак не мог найти. А потом у него сломался логический аппарат. Животное икнуло и выдало спич:
— Ну что за люди пошли, а? — это мы уже слышали. У пьяных так часто. Одна идея, которой им не терпится поделиться с миром, будет повторяться весь вечер.
— То бляди, то пидоры волосатые. Вот мой дед был мужик! Он всю первую мировую войну прошел! До самого Берлина! В окопах воевал, фрицев лопатой гасил! Герой! Мой отец вторую мировую прошел! До самого Берлина! Были же люди! Вот они… А ты пидорас гнойный! Сидишь здесь!
— А причем здесь они, твои отец и дед? — спросил я, — очнись, животное, ты обосрался. Твои предки были героями, они достойны уважения, но ты-то здесь причем, сука? Ты в какой войне воевал? Какие медали заслужил? Кто ты?
— Что ты сказал? — мужика аж затрясло, — ты ахуел, что ли?
— Кто ты? — я медленно начал подниматься. Тяжелый кулак просвистел у меня перед лицом, а затем я просто схватил бутылку с недопитым вино и с размаху хлопнул ей по голове жиробаса. Тот даже не пискнул, а лишь ошеломленно осел на пол, усыпанный осколками.
— Я Иван Владимирович, — пробормотал он, видимо приходя в себя.
— Нет. Ты животное. И имя тебе — Легион. Вас таких «героев» миллионы. Тупых, с прочищенными мозгами. У вас нет никаких достижений, целей, идей. Вы все просрали, и все, что вам остается — это прятаться за спины ваших отцов и дедов. Банальное уважение к ним вы превратили в целый культ а затем извратили его. Если завтра будет новая война, ты первым будешь мазаться от призыва или постараешься свалишь на Запад, а потом вернешься и будешь петь басни, как доблестно ты воевал. Купишь фальшивых орденов и на всех праздниках будешь в первых рядах. Ты не Иван Владимирович. Ты никто. Пыль, дрянь и дерьмо. Ты можешь считать себя кем угодно, но это не изменит истины. И скажи спасибо алкоголю — он позволяет тебе стать тем, кем ты являешься на самом деле.
Мужик аж застыл, а затем горько заплакал.
— Пойдем, — коротко сказал я Тэсс и подал ей руку.
К нам подбежала Настя, услышав звон битого стекла.
— Я заплачу в следующий раз, — пообещал я.
— Хорошо, Александр, — ответила она.
И мы бы точно спокойно ушли из бара, но тут подтянулись друзья этого пьяного рыдающего борова, который только что осознал всю свою никчемность. Один из них, темнокожий с густыми бровями зло уставился на меня.
— Пошли выйдем, — сказал он стандартную фразу.
— Если мы выйдем, то ты ляжешь, — пообещал я.
— Ты под кем ходишь?
— Под Господом Богом единым нашим, — нагло усмехнулся я, — и вообще тебе лучше позабыть об этом случае.