Мастер побега

Поместье Мемо получил не от пандейского царя. Он получил землю еще до завоевания, от собственного государя Гая V, великого князя срединного. Пандейцы могли, в сущности, всего лишь подтвердить пожалование или отобрать земли. Так? Так. Жалованная грамота на при-горское поместье выдана Мемо за его заслуги перед престолом Как он возвысился, неизвестно. Зато в грамоте четко прописано, кем он был перед тем, как сделался помещиком до прихода пандейцев Мемо учил детей великого князя. Выходит, его ученость не вызывала сомнений – иначе князь Гай не взял бы его ко двору и не доверил бы сына с дочерью. Но вот само пожалование долго и напрасно считали новой почестью. Пригорье – захолустье. Притом захолустье, постоянно подвергавшееся набегам горцев. Поменять жизнь при дворе на судьбу небогатого служильца в опасном пограничье – не почесть, а ссылка Помещики обязаны были по первому зову местных властей снаряжаться на защиту крепостей и в воинские походы. Пришлась ли книжному человеку по вкусу работа младшего офицера? Вот уж сомнительно. Выходит, философ Мемо чем-то крепко провинился перед Гаем V.

До этого, допустим, додумался профессор Каан. Год назад, незадолго до того, как увлекся своей дурацкой биоисторией.

Помещиком Мемо пробыл ровно год. Началось пандейское вторжение. Вся жизнь Срединного княжества перевернулась вверх тормашками.

Великая Хонтийская хроника сообщает: «У грязных и подлых варваров из Пандеи единственным справедливым чиновником был некто Мемуш, ученый человек, да и тот не пандеец, а срединник. Двенадцать лет служил он неблаговерным собакам, возвышаясь подобно столпу истины в бездне нечестия. При нем разбои поубавились – насколько мог поубавиться неистовый нрав буйных дикарей. Учил он доброму…» – далее в хронике следует ужасный перевод небольшого фрагмента из «Поучения».

Хроника скорее всего, достоверна поскольку автором ее за период в два десятилетия был сам Беда Недостопочтенный. А это человек совершенно особого склада – великий недоброжелатель как Пандеи, так и Срединного княжества, удачливый шпион, затесавшийся в свиту пандейского наместника у Южных врат, а потом казначей Совета нобилей в Хонти. Выслужил, так сказать.

Итак, двенадцать лет службы «неблаговерным собакам»…

Потом восстание все-таки произошло, но никак не преждевременное. Великое княжество возродилось, неприятеля вышвырнули с его благословенных земель. Государыней стала Белая княгиня – дочь Гая V и ученица Мемо.

Она, как сообщает Срединная великокняжеская хроника, вытащила учителя из тюрьмы за полдня до казни, назначенной ему как «прислужнику пандейцев». Смутное время – чего тогда стоила жизнь судейского чиновника, знавшего многовато? Белая княгиня едва вырвала Мемо из рук своих баронов, чтобы поставить во главе причудливого сборища книжников. Минет год, и сборище превратится в первую на материке Академию.

То, о чем Рэм говорил дальше, являлось плодом его собственных разысканий. Собственно, ради этого люди и собрались в Зале ритуалов.

Как Мемо управлял Академией, известно из двух больших отрывков Срединной великокняжеской. Собственно, правильнее сказать не «известно», а «общеизвестно». А вот над чем работал он сам – очень дискуссионный вопрос. В сущности, от «позднего Мемо», от Мемо, окруженного учениками, от Мемо, ставшего чуть ли не самым известным человеком княжества, дошел всего один текст. А именно «Житие отшельника Фая». Этот Фай никогда не считался сколько-нибудь крупной фигурой в пантеоне святых. Жил за двести лет до Мемо. Оставил «Послание благочестивым людям», известное всего в двух списках, а значит, не пользовавшееся особой популярностью. Прославился аскетизмом и необыкновенной добротой ко всем, с кем сталкивался. Все. Малозаметный духовный учитель, память о котором почти растворилась в ядовитом соке времени…

«Житие отшельника Фая», написанное Мемо, известно в ста пятидесяти списках. Ни один памятник литературы за все века, предшествующие изобретению книгопечатания, не дошел до современности в таком количестве копий. «Житие» переписывали и переписывали через десять, сорок, сто лет после кончины Мемо…

И никто из специалистов до сих пор не расшифровал причин этой бешеной популярности.

Некоторые считали, что «Житие» стало знаменитым благодаря известности других, более крупных работ Мемо. Но тогда почему от них не осталось ни следа? Их ведь, по идее, должны были переписывать в еще больших количествах!

Другие полагали, что «Житие» переписывали ученики Мемо или казенные писцы Академии – как учебный материал. Но вот незадача: известно полным-полно списков «Жития», созданных явно не в столице Срединного княжества. Другая бумага Провинциальный неуклюжий полуустав вместо летящей столичной скорописи. Более того, очень быстро появился пандейский перевод, и сорок из полутора сотен копий сделаны, без сомнений, пандейцами. Из них с дюжину – на территории самой Пандеи.

Рэм сделал паузу.

Те, кто понимал его очень хорошо, ждали кульминации. Кульминаций сегодня будет парочка-троечка, но откуда им об этом знать? Первой они точно дождались.