Еще один «Ураган» стоял поодаль и не двигался. Нет, он не дымил. Гусеницы остались целехоньки. Неведомо какая сила остановила его стремление в полусотне шагов от раздолбанного его же башенным орудием дота А третий «Ураган», тот, что все-таки добрался до окопов, тот, которого Рэм так и не смог остановить, почему-то двигался назад. И пехота федератов, выбираясь из овражков, из воронок, из мелких ложбин, из неведомо каких щелей, пятилась, пятилась. Их великана, чудовищного трехголового жучину, испугали. А может, командование, встревожившись за единственный исправный танк, дало отбой атаке… И теперь маленькие человечки, огрызаясь винтовочной трескотней, уходили восвояси. Падали, стреляли, отбегали, опять стреляли, поворачивались спиной, ловили ею пули… Дальше, дальше! Ага, вон и броневик федерачий стоит, дым от него поднимается. Артиллеристы его подбили или кто из истребителей?
Рэм навел «Дурехи» на корму уходящего танка.
Догх!
Еще разочек.
Догх!
Попал – точно. Может, и пробил. Дистанция – шагов двести, а кормовая броня бортовой хлипче… Но результата не видно. Как на слона дробина! Одну такому слону Рэм поранил ногу своей «дробиной», второй пережил попадания так, словно их не случилось.
Кончено дело…
О нет! Кому-то неймется!
Молодой лейтенант выскочил из окопа, поднял револьвер и закричал своим ополченцам.. закричал… не разбери какую радость он там кричит – далеко. Но, наверное, призывает подняться в штыковую, за Его Величество, храбрецы, мол, добьем гадину… Повернулся к своим спиной, понесся, револьвер картинно держит над головой. Один из чудом доживших до этого момента ополченцев вылез из траншеи… за ним второй… робким зигзагом бегут они за командиром.
Дурак.
В смысле, лейтенант.
От-т… теперь еще и мертвый дурак. Схлопотал свое. Двое ополченцев легли рядом с ним, но не убиты, нет. Просто сообразили, что лежа отползать в окопы куда как безопаснее, чем возвращаться туда в полный рост.
«Молодцы, ребята, – мысленно похвалил их Рэм, – может, побережет вас война, таких вот умненьких. Урыла бы вас штурмовая пехота федератов в один миг. Схарчила бы и не заметила. Но нынче она и сама устала драться. Вялые какие-то…»
Бой догорал. Главную роль играли пулеметные расчеты и снайперы: они все еще молотили по отступающему неприятелю, и маленьких фигурок, уже не пятящихся, а просто бегущих, становилось меньше, меньше. Наверное, кто-то из южан затаился, подождет новой атаки, а если ее не будет, то – ночной темноты, чтобы с нею потихоньку отползти к своим…
Издалека бухала самоходка, прикрывая отступающую пехоту. Но самоходка ближе не сунется: она для штурмовых дел непригодна Дрянь машина, полуоткрытые борта, полностью открытая корма, сверху тоже никакой защиты. Почитай, спереди только и есть надежный броневой щит. Ежели подъедет поближе, пушкарей перещелкают за здорово живешь. Нет, кончено.
Рэм устало сел на дно окопа. Вынул курево. Папирос вот уж месяц к ним не завозили. Дрянью какой приходится дымить! Самосад крестьянский, крепость у него такая, что слезы из глаз брызжут. Да и тот, правду сказать, хрен достанешь… Вынул агитационную листовку южан: «Каждому сдавшемуся солдату мы гарантируем горячую пищу, новую одежду и скорое возвращение к своей семье…» – ну да, разумеется, особенно когда им самим жрать нечего… За хранение таких листовок военная полиция хватала без разговоров и отправляла под трибунал. Рэм не торопясь оторвал от листовки широкую бумажную ленту и положил оставшееся в карман. Соорудил самокрутку, щедро сыпанул табачка Сегодня можно не экономить. Щелкнул трофейной зажигалкой со значком республиканской гвардии южан – короной, разрубленной мечом. За хранение такой зажигалки военная полиция без разговоров ставила к стенке. И уже хотел было затянуться, да спохватился:
– Ой! Извини меня, девочка, забыл. Прости дурака, виновен.
И он вновь поцеловал «Дурехи». От души, с чувством.
– Спасибо, милая. Ты сегодня молодец. Поработала на славу. Видела, какого мы с тобой зверя завалили? У-у, монстрище… Куда я без тебя, радость моя? Куда я без тебя…
Перед умственным взором Рэма неожиданно появилось лицо Даны. Он закрыл глаза. Вот она стоит у окна и машет ему рукой. Вот она прыгает на кровати в ночной рубашке. Вот она… «Родная моя, свет мой, чудесное эфирное создание…» Рэм мысленно потянулся к ней.
Нет! Не сейчас.
Он затянулся. Еще разок, со всей дури, так, чтобы из глаз не слезы катились, а искры сыпались… О! Вот же дерьмо сушеное!
…За весь день федераты больше ни разу не сунулись. Только их самолет-разведчик летал над окопами и время от времени постреливал из бортовых пулеметов.