Мастер поцелуев

Подарок непременно требовалось опробовать, не откладывая. Это означало, что надо поймать лошадь, бегающую в коррале, и приладить на нее новое седло. После того, как поводья были укорочены, Тот-Кто-Должен-Идти-Двумя-Путями вскочил на лошадь. Он проскакал по большому кругу перед хоганом, демонстрируя свое умение перед родителями.

– Хотел бы я, чтобы Чэд ездил верхом так же хорошо, – пробормотал Фолкнер и тут же пожалел о том, что упомянул о своем старшем сыне.

– Наш ездил верхом еще с той поры, когда был ростом не выше стебелька юкки.

Белый Шалфей, говоря о Том-Кто-Должен-Идти-Двумя-Путями, избегала называть сына по имени, поскольку слишком частое употребление имени изнашивает его. Поэтому у всех Людей было по нескольку имен. Их сын, кроме своего тайного имени, имел еще прозвище Голубоглазый, а также имя, которое ему дали в школе, – Джимми Белый Шалфей.

– Сегодня он сказал мне, что нам надо завести овец, чтобы он мог следить за ними, – сказала Белый Шалфей. – Он не хочет ходить в школу, потому что ребята говорят, что он не относится к Людям.

– Он не индеец, – с чувством произнес ее муж, но тут же умерил резкость и объяснил более спокойно: – Знаю, что дети от смешанных браков часто считают, что они принадлежат к Людям, но я не хочу, чтобы наш сын отрицал, что он наполовину белый. Он должен закончить школу. Он будет продолжать учебу в колледже. Он получит самое лучшее образование, какое я только смогу ему дать. Мы уже говорили с тобой об этом, и я не собираюсь менять свои планы.

– Ты должен поговорить с ним, – сказала Белый Шалфей. – Ему не нравится быть не таким, как все остальные.

– И тем не менее он другой… и это только начало, – мрачно объявил Фолкнер. Затем он взглянул на жену и улыбнулся.

Но эта улыбка только еще больше встревожила женщину. Белый Шалфей увидела, насколько она неискренна, и тяжелое предчувствие охватило ее.

– Я поговорю с ним, – пообещал мужчина.

Он помахал мальчику рукой, чтобы тот подошел к нему. Тот-Кто-Должен-Идти-Двумя-Путями неохотно направил гнедую лошадь к ограде корраля, где ждал его отец. Белый Шалфей наблюдала, как Смеющиеся Глаза схватил уздечку и придержал лошадь, чтобы сын мог спрыгнуть на землю. Затем она повернулась и вошла в хоган, чтобы начать готовить обед.

Фолкнер повел лошадь в корраль.

– Что это я слышал насчет того, что ты хочешь оставить школу? – спросил он с кажущейся небрежностью, пока мальчик, поднявшись на цыпочки, распускал подпругу.

– Они говорят, что мы бедные, потому что у нас нет овец. Но мы не бедные, и потому должны завести овец, чтобы они все заткнулись. Когда ты купишь овец, я буду присматривать за ними. Я уже достаточно взрослый, – он ни разу не взглянул на отца, избегая его испытующего взгляда.

– И это единственная причина, по которой ты не хочешь ходить в школу?

Вопрос был встречен молчанием.

– Ребята насмехаются над тобой в школе, потому что ты не такой, как они? – спросил мужчина, так и не дождавшись ответа.

– Я не другой. Я такой же, как они.

– Знаешь, сынок, они правы. Ты – другой. И не надо тебе убеждать всех, что ты индеец. Ты ни индеец, ни белый. И в то же время в тебе течет кровь индейцев и кровь белых. Нет ничего плохого в том, чтобы быть не таким, как все…

Мальчик по-прежнему не смотрел на отца.

– Будь тем, кто ты есть, – твердо продолжал мужчина. – Всю твою жизнь индейцы будут ждать от тебя, что ты проявишь себя большим индейцем, чем они сами, а белые – что ты будешь более белым, чем сами белые.

Голубые глаза ребенка хмуро и встревоженно глядели на отца.

– Как же мне быть двумя разными людьми?

– Узнавай все, что можешь, о Людях и узнавай все, что можешь, о белых. Бери от каждой стороны все самое лучшее и самое мудрое, что у них есть, и усваивай это. Ты понял?

Мальчик помолчал в нерешительности, а затем спросил:

– А как я узнаю, что самое мудрое?

– Вот это ты сам должен решать, – грустно улыбнулся Фолкнер. – Я тебе в этом помочь не могу, и мать помочь не может. В этом тебе придется быть одному. – Он, пожалуй, только сейчас по-настоящему начал понимать, как трудно придется сыну, когда тот из мальчика превратится в мужчину. Он посмотрел в сияющее небо над их головами и увидел одинокого сокола, парившего в воздушных струях. – Ты должен стать таким, как этот сокол… одиноким… не рассчитывающим ни на кого, кроме самого себя. И летающим высоко надо всем.

Запрокинув голову, мальчик неотрывно смотрел на сокола, на его крылья, без малейшего усилия распростертые в полете. На небе не было ни облачка, и сокол торжествующе парил в бездонном пространстве.

– С этого дня я становлюсь другим, – объявил мальчик серьезно. – Теперь меня будут звать Джим Белый Сокол. – Он повернулся к отцу. – Тебе нравится это имя?

В светло-голубых глазах мужчины засветилась гордость.

– Да, мне оно нравится, – ответил он.

Глава 2