Мастер проклятий

Парень, которого втолкнули в вагон уже перед самым его закрытием сразу привлек внимание старого трибуна. Некоторое время он пытался сформулировать для себя, чем так отличается мальчишка от остальной, безликой массы пленников. А потом даже замер от удивления. В глазах у юноши не было смирения. Непонимание, растерянность, подавляемое возмущение и беспокойство были, а смирения — нет. А потом и растерянность ушла. Мальчишка давно отвернулся, но спина, прежде сгорбленная напряглась, он весь будто подобрался. Мануэль вдруг почувствовал, что ему любопытно, и с радостью принялся наблюдать.

Мальчишка не подвел. Когда в вагоне началась потасовка, он и вовсе замер, даже дышать перестал от нетерпения. Старый легионер — тоже, в предвкушении. И когда ему представился шанс, парень не медлил ни секунды. Выстрел разбил звено цепи, мальчишка швырнул себя к револьверу одного из жандармов. Старик мысленно застонал. Ну вот зачем? Этой пулей не собьешь замок с двери вагона, а убить человека, в спину… Легионер повидал на своем веку достаточно новобранцев, чтобы быть уверенным — не сможет. Каково же было удивление, когда мальчишка, почти не промедлив убил обоих. Да и дальше действовал вполне уверенно, хоть и не без ошибок. Мануэль едва удержался от одобрительного возгласа. Он вдруг с удивлением понял, что к нему в одночасье вернулся забытый кураж. День, который начинался так отвратительно, преподнес неожиданно приятный сюрприз.

Глава 5

Честно говоря, первая мысль была уйти подальше и побыстрее, пока прыгун не очухался. Как-то не ждал, что от товарища — беглеца можно ждать хорошего. Думал, захочет сдать меня чистым за прощение, либо просто решит ограбить. Два револьвера для беглого — это лишних десять шансов выжить. По числу оставшихся патронов. С минуту, наверное, я колебался, не зная, как поступить, а потом и решать стало поздно — человек поднялся и побрел по путям в мою сторону.

Это оказался тот самый старик, с которым мы говорили перед отправкой поезда.

— Что застыл, молодой? — поинтересовался он, когда подошел поближе.

А я в этот момент изо всех сил боролся с дурнотой. Должно быть, адреналин сошел — сразу перед глазами возникла картинка с убитыми жандармами — моей рукой убитыми. Ни в той, ни в этой жизни мне еще не доводилось убивать. Полезли непрошеные мысли о том, что жандармы мне ничем не угрожали. Они просто выполняли свой долг, и даже не сильно лютовали.

— Что, первые у тебя? — старик, кажется, все понял по лицу. — Терпи. Это только перетерпеть можно. Теперь привыкнешь.

Старик был прав. Время и место было неподходящее для рефлексий. Сделанного не воротишь. И далеко не факт, что это последние убитые мной люди. В конце концов, ни я, ни родители им тоже ничего не сделали, чтобы сначала выгонять из дома, а потом и вовсе заковывать в цепи и везти неизвестно куда.

Собеседник мой, сообразив, что ответа от меня пока можно не ждать, распутал завязки на штанах и с отчетливым наслаждением принялся орошать рельсы. От возмущения я даже как-то пришел в себя и собрался.

— А вы что-то слишком спокойны в этой ситуации, — все-таки высказал я свои сомнения.

— Так не в первый раз бегу, — повернулся ко мне старик. — Опыт есть.

— Судя по результатам, предыдущие попытки не удавались.

— Смотря что считать удачей. Ты, парень, раз в себя пришел, начинай шевелить ножками. Синемундирники ведь могут и заметить неладное. Особенно, если остальное стадо в вагоне последует твоему совету. Мануэль Рубио к твоим услугам. С кем имею честь?

— Диего, — буркнул я, поспешив последовать совету собеседника. Действительно, на месте стоять было глупо.

— Скажи мне, Диего, ты кретин?

Меня уже начала раздражать манера общения доминуса Рубио, но я ответил, хоть и сквозь зубы:

— Вы интересуетесь с каким-то практическим прицелом, или просто любопытствуете?

— Ха, молодец! — Восхитился старик. — Быстро в себя приходишь. И все-таки уважь старого человека, поясни. Ты сейчас идешь в направлении, противоположном тому, куда идет наш поезд. То есть возвращаешься назад, в Сарагосу. Вот мне интересно, то ли ты забыл, в какую сторону мы ехали и даже наличие железной дороги не помогло тебе определиться с направлением бегства, и тогда у тебя географический кретинизм, что, конечно, неприятно, но вполне терпимо. Или же ты прекрасно знаешь, куда идешь, и тогда ты просто тупой, что гораздо хуже. Потому что если ты надеешься, что сможешь вернуться домой и зажить как прежде, у меня для тебя плохие новости. Не выйдет.

— Дела у меня в Сарагосе, — огрызнулся я. — Важные. А вам-то какое дело, доминус Рубио?