Читаем Мастер Птица. Сказки полностью

И ушёл.

Фитюльке стало так невыносимо грустно, что даже Ластик его пожалел:

— Ладно уж, давай я с тобой поиграю.

— Давай! — обрадовался Фитюлька. — Держи мяч. Пасуй!

Ластик ударил по мячу. Раз! Половинки мяча как не было — стёрлась! Ещё раз! Совсем ничего не осталось!

— Отдай мяч. — захныкал Фитюлька. — Отда-а-ай!

— Как же я его отдам? — удивился Ластик. — Его же больше нет. Нельзя отдать то, чего нет.

— Ладно, ладно, — ворчал Фитюлька. — Я всё Вите скажу.

— А вот и не скажешь, — разозлился Ластик. — Потому что я тебе рот сотру. Терпеть не могу, когда хнычут и ябедничают!

— Не на-а-а…

Вот и всё, что успел крикнуть Фитюлька.

Был у него рот — стало пустое место. Теперь он мог только шмыгать носом и всхлипывать. Из глаз у него выкатились две огромные слезы.

— Ах ты плакса! Ах ты ябеда! сердился Ластик. Захочу и всего тебя сотру в порошок. Только бумаги жалко.

Вернулся Витя:

— Что тут произошло? Где мяч? Эй, Фитюлька, куда ты дел мяч? Чего ж ты молчишь? У тебя рта нет, что ли?

Мальчик посмотрел на Фитюльку и увидел, что у того и вправду вместо рта пустое место.

— Эй, Ластик, что тут без меня произошло? Я тебя русским языком спрашиваю. Отвечай!

«В самом деле русским языком, — подумал Ластик. — Если бы он спрашивал меня по-немецки, я бы его, пожалуй, не понял».

— Это всё твои штучки, Ластик! — догадался Витя. — Сколько раз я просил тебя не трогать рисунок? Полезай в пенал!

Ластик послушно лёг в пенал и начал считать, сколько раз Витя просил его не трогать рисунок. Считал, считал, сбился со счёта, начал считать сначала. И вдруг он услышал знакомый голос:

— Ну-ка, Ластик, помогай! Нужно Фитюльке слёзы утереть.

Ластик выскочил из пенала и ахнул: рядом с Фитюлькой была целая футбольная команда, а чуть пониже солнца летал новенький мяч.

— Замечательный рисунок! — восхитился Ластик и весело взялся за дело.

<p>ЗМЕЙ-ХВАСТУНИШКА</p>

Однажды Витя сделал Змей. День был пасмурный, и мальчик нарисовал на Змее солнце.

Витя отпустил нитку. Змей стал подниматься веб выше и выше, мотая длинным хвостом и напевая песенку:

Я лечуИ рею.Я свечуИ грею!

— Ты кто такой? — спросили птицы.

— Разве не видите? — ответил Змей. — Я солнце!

— Неправда! Неправда! — закричали птицы. — Солнце за тучами.

— За какими такими тучами? — разозлился Змей. — Солнце — это я! Никакого другого солнца не было, нет, не будет и не надо! Ясно?

— Неправда! Неправда! — испугались птицы.

— Что-о-о? Цыц, короткохвостые! — крикнул Змей, сердито мотая своим длинным хвостом.

Птицы разлетелись.

Но тут выглянуло солнце.

— Заклевать хвастунишку! Выщипать хвост обманщику! — закричали птицы и набросились на Змея.

Витя начал быстро сматывать нитку, и Змей упал в траву.

— Что ты там натворил? — спросил мальчик.

— А что? — обиделся Змей. — И пошутить нельзя?

— Шутить шути, — сказал Витя, — но зачем же врать и хвастаться? Ты должен исправиться.

— Вот ещё новое дело! — проворчал Змей. — И не подумаю. Пускай птицы сами исправляются!

— Ах так! — возмутился Витя. — Ну хорошо! Тогда я тебя исправлю. Теперь уж ты никого не обманешь и не напугаешь, хоть лопни от злости!

Мальчик взял кисть и краски и превратил нарисованное солнце в смешную рожицу.

Змей опять полетел в небо, распевая песенку:

Я лечу,Я парю,Что хочу.То творю!

Он и дразнился, и врал, и хвастался. Но теперь все видели его смешную рожицу и думали, что он шутит. А он совсем не шутил.

— Я солнце! Слышите? Я солнце! — кричал Змей.

— Ха-ха-ха! — смеялись птицы. — Ох, и насмешил! Ох, уморил! С тобой, брат, не соскучишься!

— Цыц, короткохвостые! — ворчал Змей, сердито мотая своим длинным хвостом.

Но птицы смеялись ещё громче, кружились рядом со Змеем и дёргали его за хвост.

<p>МАСТЕР ПТИЦА</p>

Мы ехали из пустыни в город Куня-Ургенч. Кругом лежали пески. Вдруг я увидел впереди не то маяк, не то фабричную трубу.

— Что это? — спросил я шофёра-туркмена.

— Старинная башня в Куня-Ургенче, — ответил шофёр.

Я, конечно, обрадовался. Значит, скоро мы выберемся из горячих песков, очутимся в тени деревьев, услышим, как журчит вода в арыках.

Не тут-то было! Ехали мы, ехали, но башня не только не приближалась, а, наоборот, как будто отодвигалась всё дальше и дальше в пески. Уж очень она высокая.

И шофёр рассказал мне такую историю.

В далёкие времена Куня-Ургенч был столицей Хорезма, богатой, цветущей страны. Со всех сторон Хорезм окружали пески. Из песков налетали на страну кочевники, грабили её, и не было никакой возможности уследить, когда и откуда они появятся.

И вот один мастер предложил хорезмскому царю построить высокую башню. Такую высокую, чтобы с неё было видно во все концы. Тогда ни один враг не прокрадётся незамеченным.

Царь собрал своих мудрецов и попросил у них совета. Мудрецы подумали и решили так:

«Если с башни будет видно во все концы, значит, и сама башня тоже будет видна отовсюду. И врагам станет легче до нас добраться. Башня укажет им путь. Поэтому совершенно ясно, что мастер — государственный изменник. Ему нужно отрубить голову. А строительство башни воспретить».

Перейти на страницу:

Похожие книги

В стране легенд
В стране легенд

В стране легенд. Легенды минувших веков в пересказе для детей.Книга преданий и легенд, которые родились в странах Западной Европы много веков назад. Легенды, которые вы прочитаете в книге, — не переводы средневековых произведений или литературных обработок более позднего времени. Это переложения легенд для детей, в которых авторы пересказов стремились быть возможно ближе к первоначальной народной основе, но использовали и позднейшие литературные произведения на темы средневековых легенд.Пересказали В. Маркова, Н. Гарская, С. Прокофьева. Предисловие, примечания и общая редакция В. Марковой.

Вера Николаевна Маркова , Нина Викторовна Гарская , Нина Гарская , Софья Леонидовна Прокофьева , Софья Прокофьева

Сказки народов мира / Мифы. Легенды. Эпос / Прочая детская литература / Книги Для Детей / Древние книги
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза