Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого

А когда прозвенело три часа, он сразу же положил руку на будильник.

Я схватил его руку на будильнике и сказал: «Не надо».

Он сказал: «Но ведь слишком холодно».

Я сказал: «Холодно или нет — тебе ехать только в одну сторону. А мне надо будет еще возвращаться и жить. Подумай же и обо мне!»

Тут его вдруг прорвало: «Не желаю я совершать самоубийство!»

Я сказал: «Вот странно. Мы уже все распланировали, и в последний момент ты решаешь отказаться! Ты что же это?»

Он сказал: «Но я не хочу совершать самоубийство».

Я ответил: «Подумай о девушке».

Он сказал: «Не волнует меня никакая девушка».

Я сказал: «Тебе следовало сказать мне об этом раньше. Я потратил деньги на обед».

Он предложил: «Я оплачу все это».

Я сказал: «Тогда все в порядке. Так ты действительно решил не совершать самоубийства? Так никогда больше не упоминай об этом! Жизнь будет трудной, так что не обвиняй меня. Не говори мне: «Почему ты не настоял?» Я настаивал! Жизнь не будет устлана розами — можешь не надеяться. Она будет всевозможными мучениями, бедами и страданиями. Ты женишься и заведешь дюжину детей — и тогда уж не вини меня! Еще есть время: пойдем. Мой автомобиль наготове... а прыжок займет всего одно мгновение — и ты свободен от всех страданий».

Он сказал: «Но я не желаю! Я хочу домой».

Я сказал: «Если ты хочешь домой, можешь взять рикшу и отправляться, потому что я не собираюсь возить тебя такой холодной ночью. Я иду спать; уходи и ищи себе дорогу сам».

Он встретился со мной через двадцать лет, когда я опять приехал в Джабалпур, и он сказал: «Ты оказался прав; я женился и попал в беду. Ты загадочная личность... У меня уже семь детей, и я знаю — потому что ты сказал так — их будет двенадцать. Я взял такую женщину, о которой молю Бога, чтобы не досталась даже моему врагу. Она стерва. И я всегда думаю про ту ночь — как могло бы быть прекрасно, если бы я прислушался к твоему совету...»

Я сказал: «Еще ничего не потеряно. Я могу и сейчас устроить все это».

Он спросил: «Что ты имеешь в виду?»

Я ответил: «Все то же: те мраморные скалы все еще здесь, тот водопад все еще здесь, ничто не изменилось. Я подъеду на автомобиле, и в три часа...»

Он снова посмотрел на меня и сказал: «А как же моя жена и дети?»

Я сказал: «Это вообще не твоя проблема. Раз уж ты прыгнул... то это их проблема. Чего тебе беспокоиться об этом? Они же мучают тебя».

Он произнес: «Даже через двадцать лет ты, оказывается, преследуешь меня. Ты по-прежнему придерживаешься того же мнения?»

Я ответил: «Я буду его придерживаться до твоего самого последнего вздоха, поскольку ты просто собираешься страдать. Этих двадцати лет ты мог бы избежать».

Он сказал: «Это верно — если бы я послушался».

Но я сказал: «Я по-прежнему готов, а ты не слушаешься».

Он возразил: «Возникли сложности. Мой отец умер, моя мать умерла. Теперь все дело на мне».

Я заверил: «Все исчезнет в тот самый момент, когда ты прыгнешь, а если ты не в силах прыгнуть, я подтолкну тебя!»

Он заявил: «Лучше не разговаривать с тобой вообще».

С тех пор я бывал в этом городе еще несколько раз. Я приходил к его дому, и он был у себя, но кто-нибудь выходил и отвечал мне, что его нет. А я передавал тому, кто выходил: «Скажите ему... пойдите и скажите ему, что я по-прежнему готов, когда бы он ни пожелал избавиться от своих страданий». В этом и состоит все мое дело: избавлять людей от их страданий, освобождать людей.

В последний раз я просто оттолкнул мальчика, который разговаривал со мной, — его мальчика — и вошел. Он притаился внутри, и я сказал: «Выходи! Тебе нечего беспокоиться, я не намерен забирать тебя».

Но он ответил: «Я не хочу больше разговаривать, потому что ты опять поставишь тот же самый вопрос, и возникнет желание... вдруг это как раз то, что надо было сделать. Теперь же я обеспокоен, ведь у меня столько детей — их уже не семь, а девять».

Я сказал: «Вот сделаешь двенадцать, тогда я приду. Заканчивай работу — и страдай, как тебе только захочется».

Он спросил: «А нет ли какого-нибудь другого пути, кроме самоубийства?» Я сказал: «Есть, но ты же никогда не слушаешь. Я бываю в этом городе вот уже двадцать лет, постоянно обучая людей медитации. Но ты был связан своими заботами — ты был готов умереть. Ты женился на лучшей, более красивой и более образованной женщине, и ты страдаешь с ней. Дело не в этой женщине или там мужчине — ты страдал бы с кем угодно».

Немедитативный ум обязательно страдает в любой ситуации: богатство, бедность, неудача или успех — безразлично. Для немедитативного ума страдание это судьба. Только для медитативного ума, который приходит, чтобы узнать свое изначальное лицо, свое подлинное существо, страдание исчезает, как будто его никогда и не существовало. Впервые новый мир раскрывает ему двери: мир блаженства, мир экстаза; вы рождены, чтобы открыть этот мир; найти его — ваше право от рождения.

Но вы мечетесь повсюду в поисках радости, счастья, блаженства, и — никогда не заглядываете внутрь себя. Все то, что вы разыскиваете во внешнем мире, уже есть внутри — в самом сокровенном алтаре вашего существа.