Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого

Люди подают вам идеи. Кто-то говорит вам: «Вы так прекрасны», — и действительно, трудно отрицать его идею, она так осуществляет эго. Возможно, он с умыслом называет вас прекрасным; возможно, это начало, чтобы обмануть вас, уговорить вас на что-то.

Прежде я знал человека — весь город считал его безумным, но я наблюдал его совсем близко. Он был одним из разумнейших людей, с какими я сталкивался, а его здравомыслие было таково, что никто не мог обмануть его. Если вы говорили ему: «Вы очень красивы», — он отвечал: «Подождите, определите красоту, что вы подразумеваете под красивым? Вы должны убедить меня. Я не позволю вам уйти так легко — с какой целью вы называете меня красивым?» А это очень трудно — определить красоту, почти невозможно.

Если кто-то говорил ему: «Вы очень разумны»... та же проблема. Лишь по одному пункту он никогда ни с кем не спорил. Если люди говорили ему: «Вы безумец!» — он обычно отвечал: «Вот это совершенно верно, я безумец. От безумца вы не можете ждать ничего: вы не попросите: можно мне занять у вас денег? В тот же момент, как вы произнесли безумец, вы поставили меня вне общества, вы сделали меня индивидуумом. Теперь вы не можете манипулировать мною».

Он был профессором, но за его странное поведение его вышвырнули из колледжа. Я заходил к нему, когда был студентом. Мне очень нравился этот человек. До чего замечательно он играл на флейте; я обычно просто входил и садился, и я никогда ничего не спрашивал и никогда ничего не говорил. Однажды он посмотрел на меня и сказал: «Кажется, вы разумнее, чем я».

Я спросил его: «Что вы подразумеваете под разумностью?»

Он сказал: «Правильно, абсолютно правильно. Вы уловили суть. Я никогда не спрошу ничего и никогда не скажу ничего. Вам всегда — добро пожаловать; не нужно проходить ни через какой социальный ритуал. Можете запросто приходить и отдыхать, расслабляться».

Мы подружились. Он жил в бедности, но был безмерно счастлив. Он говорил: «Я всегда хотел быть флейтистом, никогда — профессором. Просто мои родители заставили меня... но, спасибо Богу, сотрудники колледжа выгнали меня. Теперь я абсолютно свободен, а так как люди считают меня безумным, никто не беспокоится обо мне. Я играю на моей флейте, пишу песни...»

Он перевел на хинди стихи Омара Хайяма. Существует, по меньшей мере, дюжина переводов на хинди стихов Омара Хайяма — некоторые сделаны великими поэтами, — но никто даже и не приближается к нему. А он жил безвестной жизнью. Это я настоял на том, что его книгу нужно опубликовать.

Он говорил: «Кто будет слушать меня? Я безумец».

Я сказал: «Не беспокойтесь. Я обращусь к издателям, и вначале не буду упоминать ваше имя. Пусть сперва посмотрят рукопись — потому что есть столько переводов, но ваш перевод — это не только перевод, а и своего рода улучшение».

Я прочитал Калила Джебрана, я прочитал Омара Хайяма. Он интересовался этими двумя людьми, и понемногу, как только выдавалось время, переводил их. А я сказал ему: «Никакой перевод не приближается к вашему, и, слушая ваше пение Омара Хайяма, я ощущаю порой, что, возможно, настоящий Омар Хайям не имеет того качества, той поэтичности, ведь он не был безумным человеком; он был математиком». Сейчас математику нечего и надеяться написать великие стихи. Это противоположные полюса, поэзия и математика — что у них общего?

Наконец я убедил издателя... потому что он тоже был изумлен и все время спрашивал, кто же переводчик. Когда же он абсолютно убедился, что это был лучший перевод, тогда я назвал ему имя. Он сказал: «Боже мой, прежде я считал его безумцем».

Я сказал: «В этом сумасшедшем мире быть здравым — это и есть быть безумным. Он вовсе не сумасшедший, но он наслаждается тем, что люди забыли про него. Теперь никто ничего не ожидает от него, никто не предполагает, что он должен поступать определенным образом. Он обрел свободу, будучи осужден как безумец. Он совершенно непринужден сам с собой, он продолжает делать свое дело, и он безмерно счастлив».

Этот человек вскоре умер. Возможно, из-за бедности он не смог лечиться — у него был туберкулез, — но он умирал до того умиротворенно и до того радостно... напевая песню Омара Хайяма. Я присутствовал во время его смерти. Последние слова песни, которую он пел... на хинди, так же как и по-английски или по-арабски, тело называется «земля». Слово «human» (человеческий) происходит от «humus», а «humus» означает грязь. Слово «adami» или «adam» тоже происходит от грязи.

Песня, которую он пел, и умер во время пения, была такой: «Когда я умру, не хороните мое тело на кладбище. Земля в моем теле принадлежит кабаку, — он был пьяницей, — так что, пожалуйста, устройте моему телу могилу в кабаке. Я умру, но те, кто будут жить... если они прольют лишь несколько капель вина на мою могилу, это вполне удовлетворит меня».

Вы не назвали бы его святым, вы не назвали бы его религиозным — он и не был, — но он жил жизнью, полной простоты, потрясающей красоты. Он никогда никому не вредил, и в его глазах было сияние, потому что он знал нечто такое, чего другие люди не знают.

Ваше эго — это не вы.