Мастер-снайпер

— Из лагеря. Невероятная история. Но наконец-то в марте сорок пятого года до Запада добрался человек, который был в месте под названием Освенцим. В Польше. В лагере смерти.

— Сьюзен, ты слушаешь всевозможный…

— Нет. Он был там. Он идентифицировал фотографии. Описал местоположение, оборудование, сам процесс. Все сходится с теми отчетами, которые у нас уже были. Все оказалось правдой. И теперь мы можем это доказать. Он — все, что у них есть, у евреев Востока. Он — их показания, их свидетель. Их голоса, в конце концов. Все это берет за душу. Я нашла это…

— Постой, погоди минутку. Говоришь, лагерь в Польше? Тогда как этому парню удалось пересечь всю Польшу, Германию и добраться до нас? Что ни говори, но в это очень трудно поверить. По-моему, так это очень похоже на сказку.

— Немцы перевели его в специальный лагерь, который расположен в лесу в Германии. Очень странная история. В ней нет никакого смысла. Они перевели его туда вместе с группой других заключенных и откармливали там — раскармливали прямо как свиней. Затем однажды ночью их вывели в поле и…

— Это было что-то вроде казни?

— Испытание. Он сказал, что там что-то испытывалось. И Сьюзен рассказала Литсу историю Шмуля.

И постепенно Литс начал прислушиваться к этой истории с большим интересом.

7

«Вампир» будет работать, в этом Фольмерхаузен почти не сомневался. В конце концов, он с самого начала был в лаборатории Берлинского университета в 1933 году, когда доктор Эдгар Куцхер, работая в широких пределах крупного контракта с Heereswaffenamt (отделом пехотного оружия), сделал многообещающее открытие, обнаружив, что сульфид свинца обладает фотопроводимостью и от него можно получить полезный сигнал амплитудой примерно в три микрона. Это позволило ему на несколько лет обогнать американцев и англичан, все еще топтавшихся с сульфидом таллия. Начертанное мелом на университетской доске уравнение, описывающее прорыв, который совершил господин доктор, нашло свое практическое применение в том устройстве, над которым сейчас и работал Фольмерхаузен в научном бараке и пункте № 11, испытывая всевозможные трудности и все усиливающееся давление. Чтобы пробраться через чащу технических трудностей, к которым приводило каждое, даже очень незначительное решение, требовалась работа по сортировке не одной дюжины мелочей. Но именно это несостоявшийся физик Фольмерхаузен больше всего и любил в инженерной работе — заставить устройство работать. Главной целью являлась способность функционировать. «Вампир» будет работать.

Но будет ли «Вампир» работать при сорока килограммах?

Это был совершенно другой вопрос, и, хотя положение Фольмерхаузена официально требовало от него оптимизма, в глубине души его терзали глубокие сомнения.

При сорока килограммах?

Безумие. Это невозможно без значительного ухудшения технических характеристик устройства. Но конечно же, никто не спорит с СС. Все улыбаются, делают все возможное и надеются на удачу.

Но сорок килограммов? Зачем? Неужели они планируют сбрасывать его с самолета? Тогда устройство все равно разобьется, а амортизация удара в спецификации заложена не была. Фольмерхаузен по своей инициативе пошел к Реппу.

— Господин оберштурмбанфюрер, не могли бы вы указать мне хотя бы некоторые причины, требующие ограничения веса?

— Извините, господин инженер-доктор, — холодно ответил Репп. — Таковы тактические требования, только и всего. Кто-то же должен таскать эту чертову штуку.

— Но ведь несомненно есть машины, которые…

— Сорок килограммов, господин инженер-доктор. После этого у Ганса-жида начались ночные кошмары.

Пища у него в животе бурлила и бунтовала. Он работал с какой-то одержимостью, командовал своими людьми, как тиран, требовал от них невозможного. Однажды он услышал, как кто-то из подчиненных пошутил: «Это не Ганс-жид, а Аттила-варвар». Несмотря ни на что, начиная с 1933 года он все же дошел до нынешнего положения; этот путь был сложным, полным ложных стартов и упущенных возможностей, предательств и разочарований, несправедливых обвинений и заговоров против него, долгов, заставлявших его унижаться перед другими. Но больше, чем что-либо на свете, его преследовала тень 1933 года. «Последний год, когда я был действительно счастлив, — говорил он сам себе, — после чего все и началось».