Мастер-снайпер

Они зашли в барак и взяли с собой этого человека. Это оказалось малоприятным делом. Они вывели его из провонявшего барака и отвели в конторское помещение одного из эсэсовских административных зданий вне лагеря.

В этот день Айснер выглядел уже несколько лучше. Его тело начало понемногу набирать вес, а движения потеряли замедленность и нечеткость. Он опять научился подбирать слова и достаточно окреп, чтобы разговаривать.

Однако его не очень-то интересовало Дахау, камуфляжные куртки или 1945 год. Он предпочитал Хайдельберг, 1938 год до Kristallnacht[25], где у него была чудесная мастерская, и жена, и трое детей, которые все были посланы nach Ost. На восток.

— А это, конечно, означает смерть, — пояснил Шмуль.

Литс кивнул. Здесь все лишало его желания разговаривать. Они уже третий день находились в лагере, и он все еще не мог привыкнуть к этой обстановке. Первый день чуть не сломал его. Он старался даже не думать об этом.

Шмуль начал разговор медленно, с большим терпением.

— Будет очень трудно завоевать доверие этого человека, — предупредил он их. — Он боится всех и всего. Он даже не понимает, что война почти закончена.

— Хорошо, — согласился Литс — Давайте, начинайте. Он все, что у нас есть.

— Господин Айснер, вы работали с формой для немецких солдат?

Старик замигал. Он тупо посмотрел на них и сделал глотательное движение. Казалось, что глаза у него расфокусированы.

— Он очень запуган, — сказал Шмуль. Старик задрожал.

— Куртки, — продолжал Шмуль. — Куртки. Одежда. Для немецких солдат. Куртки такого же цвета, как лес.

— Куртки? — переспросил Айснер, заметно дрожа.

Литс прикурил сигарету и протянул ее старику. Тот ее взял, но при этом так и не встретился с Литсом взглядом.

— Мистер Айснер, пожалуйста, постарайтесь вспомнить. Про эти куртки, — снова попробовал Шмуль.

Айснер что-то пробормотал.

— Он говорит, что не сделает ничего дурного. Он просит прощения. Он просит передать властям, что за все извиняется, — перевел Шмуль.

— По крайней мере, он заговорил, — заметил Литс, так как вчера старик просто сидел, уставившись на них.

— Вот, — сказал Шмуль.

Он достал из кармана своего кителя кусочек ткани, из которой шилась камуфляжная форма для эсэсовцев.

Но Айснер просто смотрел на него, словно попал сюда с другой планеты.

Литс подумал о том, что Шмуль в первые дни был точно такой же. Потребовались недели, чтобы он начал говорить, а не мычать что-то нечленораздельное. А Шмуль был моложе, сильнее и, вероятно, умнее. И уж определенно крепче. Это длилось часами: Шмуль подталкивал, аккуратно направлял, старик сопротивлялся и при этом все время выглядел перепуганным.

— Слушайте, так мы ни к чему не придем, — сделал заключение Литс.

— Я с вами согласен, — кивнул Шмуль. — Вокруг слишком много сильных молодых людей в форме. Слишком много неевреев.

— Мне кажется, он предлагает нам прогуляться, — сказал Тони. — Вообще-то неплохая идея. Давай оставим их вдвоем.

— Ладно, — согласился Литс. — Конечно, все это прекрасно. Но не забывайте: нам нужны документы. Мы сюда приехали именно за документами. Должны же здесь быть какие-то бумаги или что-то в этом роде, какие-то приказы, отгрузочные накладные, не знаю, что именно, но что-то такое…

— Я понимаю, — сказал Шмуль.

Тони заявил, что ему надо составить рапорт в ОААКТР, и таким образом Литс остался один на территории Дахау. Не зная, чем заняться, слишком возбужденный, чтобы возвращаться в свою комнату в городе и пытаться поспать, он решил пойти в складской и производственный комплекс, в пошивочную мастерскую. Он прошел по зданиям за территорией лагеря — здесь такой грязи не было. Эти обшарпанные кирпичные здания и грязная территория вокруг, в основном пустынная, если не считать изредка попадающейся охраны, могли бы быть каким-нибудь военным сооружением. Повсюду лежал мусор и обломки.