Мастер сновидений

Дони лежал, зажмурив глаза и сжав изо всех сил зубы, чтобы они не выбивали дробь. Некоторое время ничего не происходило… Потом знаки нарисованные на его теле кровью Великого стали гореть огнем. Постепенно боль от жжения стала невыносимой, и Дони невольно застонал. Но эта боль была еще слабым подобием той, что пришла вслед за ней. Рисунки словно раскаленная лава прожигали себе путь вглубь его тела. Оно корчилось в судорогах, и слабый свет померк. Дони ощущал в себе потоки жидкого пламени, рвущегося к нему в сердце. Лава добралась до него, и вытеснила, испарила собственную кровь Дони. Теперь сердце Дони проталкивало по жилам эту лаву. Она сразу захватила легкие, и он уже не мог крикнуть, она пульсировала в каждом пальце рук и ног и вызывала адский столбняк, от которого трещали кости, но чудовищнейшим было то, что она пробиралась в мозг. С каждым ударом сердца магический расплав отхватывал ломоть за ломтем личность и память Дони, захватив, застывал в них в самых причудливых формах. Самая мучительная и позорная казнь через распятие тела. Тело Дони было распято изнутри, но это не идет ни в какое, пусть слабое сравнение с распятием разума….

Дони пришел в себя, когда на него обрушился поток холодной воды. Нет, не в себя, просто его тело было в состоянии функционировать, мозг обеспечивал рефлексы, сохранил его основные навыки и умения.

— Молодец, выдержал. Я в тебе и не сомневался. Одевайся… вон там в углу, есть одежда.

Секретарь Великого безропотно встал и пошел одеваться. Одежда была его, кто–то принес ее ему из дома. «Что, что со мной сделали?» Вдруг прорезалась мысль в его мозгу, навязчиво крутилась в голове и не давала ему покоя. Сознание его словно раздвоилось, одна — большая часть беспрекословно слушалась Великого, механически, но с большим воодушевлением, выполняя команды, а вторая, крохотная, продолжала бунтовать, но ее никто не слушал и не слышал. Тело покорно слушалась большей части сознания, а для меньшей осталось только кричать в пустоту.

— Оделся? — Нетерпеливо спросил Великий.

Дони безвольно кивнул.

— Хорошо, пошли наверх, а то мне надоело тут в подвале. Сыро…

Знакомая лестница, переходы, коридоры и еще лестницы. Вот и главный коридор канцелярии и кабинет Великого. До боли знакомая приемная и его рабочее место, его стол.

— Садись и приступай к своим обязанностям моего секретаря. Сейчас придет начальник магической стражи, ответишь на все его вопросы и выполнишь все поручения, которые он тебе даст, но только чтобы это было не в ущерб твоей основной работе в должности моего секретаря. Все понял? Отвечай…

И Дони опять безропортно кивнул головой, а губы сами собой прошептали:

— Да, как скажете, Великий.

— Вот и хорошо. Приготовь мне моего любимого чая, как позвоню, принесешь…

— Да, Великий. — Все так же безропотно прошептали губы, а руки сами собой потянулись к полочке с травами для заварки и так же автоматически щелкнули пальцы, призывая маленький огонечек, чтобы зажечь огонь на спиртовке под маленьким чайничком. Великий убедился, что все его распоряжения выполняются, и удалился в свой кабинет.

А меньшая и бунтующая часть Дони пыталась остановить свои ловкие, но какие–то чужие руки, привычно заваривающие чай. Вот открылась дверь приемной, и на пороге появился начальник магической стражи.

— О, ты уже опять на своем месте хозяйничаешь. Молодец. Это чай для Великого? Отнеси, а то остынет, как отнесешь, мы с тобой побеседуем.

Дони покорно кивнул головой, а руки так же покорно налили чай в чашку, поставили ее на маленький подносик. Тут раздался мерзкий дребезжащий звонок, руки Дони подхватили поднос с чаем, а ноги сами повели его в кабинет Великого. Он благополучно принес Великому чай, вышел из кабинета, закрыв за собой дверь, а потом сел на свое место и произнес:

— У вас ко мне какие–то вопросы, асса Дранг?

— Ах, какой молодец… Все бы так рвались закладывать своих товарищей по заговорам, тогда у меня была бы не работа, а сказка. — Начальник магической стражи восхищенно цокнул языком. — А я все сомневался, что получится…

Дони сидел на своем месте в приемной и предельно точно отвечал и развернуто на вопросы. Меньшая его часть пыталась, изо всех сил пыталась этому помешать, но она была мала, у нее ничего не получалось. Чужая воля скрутила его в варжий рог и не позволяла сделать ничего. Вернее она заставляла его быть тем, кем хотел его видеть Великий Магистр — идеальным и абсолютно лояльным к своему хозяину секретарем. Дони внутри себя зарыдал, и… из его глаз покатились слезы. Просто слезы, выражение лица теперь оставалось неизменным — услужливым.

Он сидел, отвечал на вопросы, а слезы все катились и катились…

— Прекрати сырость разводить! — Прикрикнул на него страж.

И слезы тут же высохли. «Ну вот, уже даже и плакать нельзя…»