Мастер сновидений

— Командир, прости, но Ульзи наконец выбрала. И она выбрала Чогори.

— А как Чогори? — поинтересовался полковник настроением своего любимца.

— А он всегда готов. Мы же не могли их в общей вагрятнице оставить, они разнесут там все по камешку. И Тензи возмущается, что его вниманием обошли.

— М — да, нашла время, проказница.

— Ну, командир, здесь ведь не прикажешь.

— Подождите, я сейчас спущусь.

Напротив усадьбы Дьо — Магро началось оживление, танец варгов это зрелище, да какое. На дорогу вышел сейн Калларинг в белоснежной бурке, подманил Чогори куском хлеба.

Шайми все это видела сидя у меня на руках. Лаки засобиралась:

— Я тоже туда хочу, вы не обидитесь, если без меня посидите?

— Нет, — сказала Шайми, — мы не обидимся. Одрик, мы ведь не обидимся, пусть идет гуляет, правда?

— Правда, мы с тобой — да никогда. А она пусть идет гуляет. Помаши ей на прощанье.

— Лаки, а возьми яблочка для Ульзи. Ей должно понравиться.

И Лаки, схватив одно из яблок, убежала. Я увидел ее в белом плаще, связанной гномами из илларьей шерсти.

Я завернул Шайми в одеяло и поднес ближе к окну и мы стали вместе наблюдать, как сейн Калларинг не позволил Лаки подойти к Ульзи, разыгравшаяся самка могла и зашибить, но гостинец все-таки был доставлен. Да это было здорово, у варгов сняли поводья, чтобы случайно не зацепились и не порвали свои уши. И вот парочка гигантов начинает свой танец, издалека кружат по спирали, приближаясь друг к другу, встают на дыбы и раскачиваются, отпрыгивают, снова упираются передними лапами друг в друга и раскачиваются, то начинают ходить по кругу и кланяться. Можно было бы загнать зверюшек в пустующую вагрятницу, но для танца там тесновато, не лишать же их такой радости, их еще запрут там на пару дней. А народ собирался вокруг, как из по земли, поглазеть как на неожиданно приехавших циркачей, скучно в это время в Караваче, а тут такое развлечение.

Я увидел что-то в последний момент, оно должно было удариться в стекло, но пролетело сквозь него, я успел только повернуться. Это что-то напоминало льдинку, выскочившую из-под лап танцующего варга, но я видел это что-то другим зрением. Там должны были быть цветные нити, но их не было в помине, я это не увидел, а скорее почувствовал. Успел в последнее мгновение подставить руку и закрыть Шайми, льдинка проскользила по коже на виске и по руке, сверкнули цветные нити плетения, но стоило только появиться каплям крови, как плетение распалось. Я все же устоял на ногах, я должен был удержать Шайми, но тут вторая льдинка пробила мою ладонь насквозь и достигла своей цели. Какое-то время я видел ее, некую сущность, несущую в себе жуткое плетение, и пока эта гадость как плотоядная пиявка вгрызалась в грудь Шайми, увидел нити плетения, такого я даже близко не знал. Шайми вскрикнула, но показала рукой куда-то в собравшуюся толпу, где мелькнула серая фигура со скрытым под капюшоном лицом. Теперь я уже понимал, далеко не все, но и этого уже достаточно много. Как только я хотел посмотреть пиявку, она тут же теряла цвет, становилась прозрачной, но на ней оставались следы моей крови, теперь я мог ее различить. Я не мог ничего сделать с плетением, но я мог вытащить свой кровяной след не на плетениях, а на линиях силы. Нужно было собрать для этого почти всю волю, но дело того стоило. И твари пришлось впиться в мою ладонь. От моей крови пиявка начала корчится, казалось, ее тошнит. Меня тоже могло стошнить, но я должен был наблюдать, ДОЛЖЕН. Плетение распадалось, теперь уже не становилось прозрачным, а действительно распадалось, а за ним и сущность, сначала растаяла, а потом и испарилась.

— Сказочник, ты убиваешь их. Он не могут тебя есть.

— Я, наверное, невкусный.

— Не правда, Лаки же очень хотела от тебя кучек откусить.

— А ты откуда знаешь?

— Я все знаю. Я тоже могу как мама, но мама только слышит, а я еще могу и видеть.

— Как это?

— Могу видеть, то что видели чужие глаза. Только я не все понимаю.

— Шайми, да ты просто чудо, ты только потерпи, я сейчас позову кого-нибудь.

В груди у Шайми слышался хрип, изо рта вытекала тонкая ржавая струйка. Ее глаза, когда то сиреневые, как цветочки на лугу, сейчас стали бледно — бледно серыми. Я донес ее до кровати, хотел позвать кого-нибудь, мне самому становилось страшно.

— Не надо Оди, уже поздно, а мне надо тебе много — много сказать. Сделай так, что бы когда я попрощаюсь с родителями, никто не смог к нам подойти.

— Зачем?

— Я так прошу, ты не можешь мне отказать. Я ухожу, мне нельзя отказывать, сделай, как я прошу.

— Не смей так говорить, ты не уйдешь!

— Не переживай, я давно это поняла, просто не хотела маму расстраивать. Сделай, как я прошу.