Мастер Страшного суда. Иуда «Тайной вечери»

– Это правда, Джовансимоне, и к чему это скрывать! – сказал врач кардинала-легата. – Одно происшествие стало между нами. У тебя вышла ссора с Чино Салимбени, племянником моим, и он круто говорил с тобою, и ты сказал так громко, что все присутствовавшие могли это слышать: „Потерпи, воздастся тебе и за это“. И спустя несколько дней он найден был убитым на дороге, ведущей по лугам к монастырю, и нож торчал у него между затылком и шеей.

– У него было много врагов, и я ему предсказал его несчастье, – пробормотал мастер.

– Это был кинжал мизерикордия[9], и на клинке испанский оружейный мастер вытравил свое имя, – продолжал мессир Салимбени. – Этот нож принадлежал человеку, бежавшему сюда из Толедо, и его схватили и поставили перед судилищем восьми. Но он клятвенно уверял, что за ночь до этого потерял свой кинжал близ ветошных лавок на рынке. Они не поверили ему, и он взошел на колесницу.

– С уважением подобает относиться к приговору восьми, – сказал мастер, – и что было, то прошло.

– Знай, – воскликнул мессир Салимбени, – что никогда не проходит то, что было, и виновный должен ждать Божьей кары.

– Я вам только могу повторить, – ответил мастер, – я был у себя дома и писал святую Агнессу с книгою и ягненком, как она была мне заказана, и в это время пришел ко мне мессир Чино и предложил помириться, и мы выпили мировую и в дружбе расстались. А на следующий день, когда совершилось злодеяние, я лежал больной в постели. На это есть свидетели у меня. Пусть не будет ко мне милостив Господь в день Страшного суда, если дело происходило иначе.

– Джовансимоне! – сказал врач. – Недаром люди называют тебя „Подлость“.

Когда мастер услышал эту презрительную кличку, которую дали ему сограждане, он пришел в гнев, потому что не переносил ее. И гнев отнял у него рассудок. Он схватил ружье, которое у него висело в мастерской всегда наготове, и потряс им как бешеный, и завопил:

– Вон отсюда, разбойник, и не смей мне больше показываться на глаза!

Мессир Салимбени повернулся и пошел вниз по лестнице, но мастер с ружьем в руке побежал следом за ним, и я еще долго слышал на улице его брань.

Спустя немного дней, накануне праздника Симона и Иуды, мессир Донато Салимбени пришел еще раз. И он сказал с таким видом, словно между ним и мастером ничего не произошло:

– Настал день, которого ты ждешь, Джовансимоне, и я готов.

Мастер поднял глаза от своей работы. Узнав мессира Салимбени, он опять прогневался и воскликнул:

– Что нужно вам еще? Разве я не выгнал вас из своего дома?

– Сегодня ты будешь мне рад, – сказал врач, – я пришел исполнить то, о чем мы говорили, и время для этого как раз подходящее.

– Ступайте с богом, ступайте, – сказал сердито мастер. – Вы оскорбили меня бранным словом. И я вам этого не прощу.

– К тому, кто ни в чем не виновен, мои слова не относились, – ответил ему мессир Салимбени, а затем обратился ко мне и воскликнул: – Встань, Помпео, теперь не время бездельничать. Ступай и принеси мне то-то и то-то.

И он назвал мне травы и зелья, которые нужны были для его курева, и сказал, сколько надо взять каждого. Среди трав были некоторые, названия которых были мне незнакомы, другие же можно было собрать на каждом лугу. И к ним бутылка крепкой водки.

Когда я вернулся из москательной лавки, оба они во всем поладили друг с другом. И мессир Салимбени взял у меня из рук травы и коренья и сказал мастеру: вот это называется так-то, а это так-то. Потом он приготовил курево.

Когда оно было готово, мы вышли из мастерской. И в то время как мы сходили по лестнице, мастер дал увидеть мессиру Салимбени, что под плащом у него спрятаны кинжал и шпага.

– Мессир Салимбени! – сказал он. – Хотя бы вы были самим дьяволом, не думайте, что я вас боюсь.

Мы прошли по улице Киара и по мосту Рифреди на ту сторону реки – мимо сукновальни и мимо часовенки, где стоят старые мраморные саркофаги. Ночь была светлая и лунная. И наконец после часа ходьбы мы взошли на холм, отвесно спускающийся к каменоломне. Ныне на этом месте стоит дом, но в ту пору там днем паслись козы.

Там остановился мессир Салимбени и приказал мне собрать хворосту и желудей и разложить костер. И обратился к моему мастеру со словами:

– Джовансимоне, вот это место, и час настал. Еще раз говорю тебе: обдумай свой шаг! Ибо силен и уверен в себе должен быть тот, кто хочет отважиться на такое предприятие.

– Ладно, ладно, – сказал мастер. – Не нужно лишних слов, начинайте.

Тогда мессир Салимбени со многими ужимками и телодвижениями очертил круг, средоточием которого был костер, и, сделав это, вышел из круга.

Густое облако дыма поднялось над огнем и окутало мастера, и на мгновение он исчез в дыму. Когда же облако рассеялось, мессир Салимбени снова подбросил курево в пламя. Потом спросил:

– Что видишь ты теперь, Джовансимоне?

– Я вижу, – сказал мастер, – поля и реку, и городские башни, и ночное небо, больше ничего. Теперь я вижу зайца, скачущего по лугам, и, о чудо, он оседлан и взнуздан.

– Это поистине странное видение, – сказал мессир Салимбени. – Но ты сегодня еще не то увидишь, думается мне.