Мастер Страшного суда

– Нет, никаких там не нашлось отпечатков, – сказал он. – Знайте, что убийца вообще никогда не посещал виллы. Ойген Бишоф оставался все время один в павильоне.

– Но вчера вы говорили…

– Я ошибался. Никого у него не было. Дважды выстрелив из револьвера, он исполнял приказ, находился под давлением чужой воли – так рисуется мне сегодня это событие. Убийца не был у него ни в роковое мгновение, ни раньше, так как мне известно, что он многие годы не выходит из дому…

– Кто? – воскликнул я в изумлении.

– Убийца.

– Вы его знаете?

– Нет, не знаю. Но у меня есть основание предполагать, что он итальянец и почти не понимает по-немецки и что он, как я уже сказал, не выходил из своей квартиры много лет.

– Как вы это узнали?

– Урод, – продолжал инженер, не обращая внимания на мой вопрос, – своего рода чудовище, человек необычайной тучности, вероятно, патологической, и вследствие этого осужденный на полную неподвижность. Так выглядит убийца. И эта гнусная тварь оказывает совершенно необычайное притягательное воздействие по преимуществу на артистов, вот что замечательно. Один был художником, другой – актером – обратили вы на это внимание?

– Но как вы узнали, что убийца уродлив?

– Чудовищно безобразен. Человеческий выродок, – повторил инженер. – Как я это узнал? Вы меня, вероятно, теперь считаете невесть каким проницательным человеком. В действительности мне просто повезло немного в моих розысках.

Он приумолк и стал внимательно разглядывать резьбу кресла перед моим письменным столом.

– Стулья в стиле Бидермайера особенно ломки, не правда ли? – спросил он. – Тут у вас мебель Бидермайера. Чиппендейл? Вот именно. Доктор Левенфельд присутствовал при телефонном разговоре, который Ойген Бишоф вел из конторы придворных театров с какою-то дамой, быть может, с тою, которая вчера вызывала его… Знаете вы доктора Левенфельда?

– Секретаря конторы?

– Драматурга, секретаря или режиссера – не знаю, какова его роль в театре. Я встретил его сегодня утром, и он рассказал мне… Постойте-ка.

Инженер достал из жилетного кармана трамвайный билет, на оборотной стороне которого нацарапал заметки.

– Доктор Левенфельд точно помнит содержание разговора, – продолжал он. – Послушайте, что сказал Ойген Бишоф в телефон. «Привезти его? Невозможно, уважаемая! Ваша мебель Бидермайера, право же, не рассчитана на его вес. И к тому же в доме нет лифта, как мне втащить его по лестнице?» Это все. Дальше шли обычные фразы, которыми кончают телефонный разговор.

Он тщательно сложил билет и взглянул на меня вопросительно.

– Ну? – спросил он. – Как смотрите вы на это дело?

– Я нахожу слишком рискованным делать столь широкие умозаключения из этих немногих слов, – ответил я. – Разве вы знаете, что тот, о ком шла речь, действительно убийца?

– А то кто же? – воскликнул инженер. – Нет, человек, который не может выйти из своей квартиры, потому что в доме нет лифта, – убийца, в этом я уверен. Теперь я знаю, какова его внешность: патологически тучный урод, быть может, парализованный, – вы думаете, его будет очень трудно найти?

Он принялся, расхаживая по комнате, излагать свои планы:

– Во-первых, можно запросить общество врачей, это один путь. Такой феномен не может не быть известен специалистам. Далее: люди такой полноты почти всегда страдают сердечной болезнью. Возможно, стало быть, что меня снабдит нужными сведениями какой-нибудь специалист по болезням сердца. Он итальянец, по-немецки, вероятно, не говорит ни слова, это значительно сокращает число подозрительных лиц. Но ко всем этим мерам мне, вероятно, и не придется прибегать. Надо думать, что гораздо проще удастся установить, где следует искать убийцу… Одного только я не понимаю: что повлекло Ойгена Бишофа к этому итальянцу? Разве он имел пристрастие к выродкам, «феноменам», к причудам природы?

– Вы точно знаете, что убийца итальянец? – спросил я.

– Сказать, что я это знаю, было бы преувеличением, – ответил инженер. – Это тоже всего лишь умозаключение, вы и его, вероятно, назовете рискованным. Все равно я попытаюсь вам объяснить свою уверенность в том, что убийца может быть только итальянцем. Говорите потом что хотите.

Он опустился в кресло, закрыл глаза и положил подбородок на скрещенные кисти рук.

– Я должен вернуться к прологу драмы, – заговорил он. – Вы помните? Тот морской офицер, о котором нам рассказывал Ойген Бишоф, разыскивал убийцу своего брата. Мы знаем, как это происходило. Однажды он опоздал к обеду, против своего обыкновения. Часом позже он покончил с собою. В этот день он нашел убийцу и говорил с ним – это вам, надеюсь, ясно?

– Конечно.