Мастер светлых артефактов

— Предусмотрительно. — Соня еще раз посмотрела на руку: серебристый узор покрыл половину тыльной стороны кисти. Линии все еще двигались, но уже едва заметно. Подняв глаза, она увидела, что княжич тоже с интересом рассматривает метку. — Что-то не так?

— Да нет. — Он с ехидной улыбкой посмотрел на Опал. — Как же ты так?

— Таркис! — Опал едва заметно покраснела.

— Эта метка позволяет понять… — Княжич отодвинулся от стола.

— Таркис! — Опал вскочила на ноги.

— … в каком ты сейчас состоянии. — Он отодвинулся еще дальше. — Например, если тебя отравят или наложат заклинание, воздействующее на разум, Опал это почувствует.

— Любопытно. Где-то я про такое слышала. — Соня задумалась. — Точно. На брачную клятву демонов похоже. Правда, они могут чувствовать только смерть супруга.

Княжич поднялся:

— Ладно. Я пойду. Светлой вам ночи. — Он хмыкнул и пошел к дверям. Но, уже взявшись за дверную ручку, обернулся: — Ах да. Соня, не советую показывать тебе эту метку всем подряд, если не хочешь привлечь лишнее внимание и начать посещать всякие салоны вместе с моей кузиной.

Сомбрийское королевство. Этела. Особняк Руби Долорон. Восемнадцатое ноября. Вечер.

— Проходи.

Сёренсен вошел и удивленно уставился на старую приятельницу: волосы всклокочены, под глазами синяки, халат заляпан вином, а платье порвано в двух местах, но самое главное — пустые руки. А еще он был абсолютно уверен, что Долорон открыла дверь, даже не взглянув, кто именно пришел.

— Руби, что случилось?

Суккуба молча развернулась и пошла к лестнице в подвал. Сёренсен сам запер дверь и отправился следом. Лаборатория на втором подвальном этаже выглядела непривычно: на шкафах, стенах и даже полу виднелись глубокие борозды — явно от боевого кнута, по углам валялись обломки менее стойкой мебели и оборудования, а два из четырех светильников не горели. Посреди всего этого безобразия стоял алтарный стол с микроскопом на нем.

— Смотри. — Долорон села на край стола и кивнула на микроскоп.

Сёренсен подошел и заглянул в окуляр: на предметном стекле лежали вперемежку несколько зерен пыльцы. Темно-серую пыльцу темноцвета он узнал сразу, как и золотистую из «Поцелуя суккубы». Секунду он не мог понять в чем же дело, потом резко отстранился от микроскопа.

— Одинаковые… Но… — Сёренсен обернулся к суккубе.

— До изменения источников это был горный розовый эдельвейс — редкое магическое растение. Внешний вид его цветков и свойства зависели от высоты, на которой он рос. — Суккуба постучала пальцем по листу пожелтевшей бумаги рядом с микроскопом. Судя по шрифту, это была страница из какой-то очень старой книги. — Потом те цветы, что росли в долинах, стали темноцветом, а те что в горах, — солнечником.

— Один вид разделился на два, — ошарашенно пробормотал Сёренсен, — как люди.

— Скорее, как цверги и гномы, — кивнула Долорон. — И пыльца темноцвета как раз вызывает легкую эйфорию и привыкание. А чтоб усилить этот эффект светлой магией нужно всего лишь провести над растением один знакомый нам обоим ритуал.

— Но… — Сёренсен потер лоб. — Раз виды теперь отличаются, то он погибнет почти сразу после инверсии.

— Это цверги умирают почти сразу. «Изъятие дара следует производить сразу после обращения, так как мозг и сердце отказывают в течение десяти минут», — так было написано в той тетради. А растение, пусть и магическое, устроено куда проще и проживет не меньше суток. Вполне достаточно, чтоб успеть усилить нужные свойства. Зараза! — Руби вскочила со стола, и боевой кнут рассек дверцу на одном из уцелевших шкафов. — Нужно было не помогать, а вырезать к троллям остатки всей этой семейки еще тогда, тридцать пять лет назад.

— Так… — Сёренсен еще раз посмотрел на образцы. Обернулся к доламывавшей ни в чем не повинный шкаф суккубе: — Руби! Успокойся и пошли наверх. Мне нужно все это обдумать.

Пять минут спустя они сидели на кухне. Пока суккуба допивала вторую бутылку вина, Сёренсен мелкими глотками цедил кофе с крепким ликером — на нем возраст сказался куда сильнее, и он уже не мог напиться без серьезных последствий для здоровья, как Долорон.

— Я думаю, ты ошибаешься, — наконец решил он поделиться результатами своих размышлений. — Во-первых, кроме той тетради больше никаких записей Айвинна мы не нашли. Во-вторых, непонятно, зачем нужно производство такого сложного наркотика.

— То, что мы их не нашли, еще не значит, что их не было, — возразила Руби. — А наркотик — это деньги и влияние.