Мастер сыскного дела

— М-м!.. — промычала что-то невнятное внучка покойного академика Анохина-Зентовича, плюхаясь на диван и сотрясаясь в рыданиях.

— Она... Мне... Сказала... Такое!..

— Кто она? Что сказала?

— Цыганка.

— Господи, какая еще цыганка?..

— В платке!

— И ты ей поверила?

— Угу...

А как не поверить, когда та все как есть угадала!

— Дай ручку, всю правду тебе расскажу, что было, что будет, чем сердце твое успокоится...

— Ну на...

Ручка была узкая, пальчики длинные, кожа гладкая да розовая, ноготочки ухоженные, наманикюренные.

— Ай, красавица, все вижу, все скажу... Не знала ты в жизни горя, на поле спину не гнула, на фабрике дня не работала, на стройке не трудилась, умный институт закончила, сутками над книжками сидела, через что глазки твои болели да портились, отчего видишь ты хуже на целых две диоптрии!

— Нуда...

— Сама ты мягкая, добрая, умная, красивая, всем желанная...

А что — нет, что ли?!

— Вай, английский язык знаешь со словарем!

Точно!

— Болела ты сильно — ОРЗ вижу, грипп, кашель, живот слабило, в спину стреляло, потом прошибало, горло пухло, волосы секлись, женские хвори стороной не обошли...

Верно!..

— Дай теперь ручку правую, на пальчик безымянный погляжу, что за любовь да брак отвечает... Ай, хорошая моя — нет мужа у тебя, хоть любили тебя мужчины... раз, два, три, четыре... девятнадцать! Девятнадцать мужиков по тебе сохло, хоть ты о том не знаешь!

— Девятнадцать?!

— Ай вру! Еще одного вижу, что любил тебя пуще других и через то жизни себя лишил, а кто был, сказать тебе не могу, потому что имени его ты не знаешь и в лицо не помнишь!

А сколько жить ты будешь да какие беды тебя ждут, про то сказ особый... Все вижу, все скажу — ручку позолоти!

— Ой, а у меня с собой только пятьсот рублей.

— Давай пятьсот, хоть сказала я тебе уже на тысячу, но больно ты мне, золотая, приглянулась.

Взяла купюру, сложила, спрятала да вновь в ладошку раскрытую глянула, пальцем по линии жизни водя.

— Жить ты будешь долго-предолго, если раньше не помрешь! Потому как завелись у тебя, красавица, болезни, что изнутри тебя поедом едят — в крови холестерин, в спине — соли, в животе — шлаки, а в голове перхоть, кариес и нервы...

Да сказав о том, вновь всхлипнула Светлана.

— И все? — улыбнулся Мишель-Герхард фон Штольц. — Нашла из-за чего реветь!

— Нет, не все! — топнула ножкой Светлана. — Она еще сказала!..

Сказала — да не соврала!

— Вижу, золотая, горе твое, что углем горячим сердце жжет: был у тебя близкий человек, при чинах высоких, любил тебя да привечал, и линия жизни его подле твоей шла, а ныне оборвалась, этой вот морщинкой поперек перечеркнутая. Уж не помер ли он, да притом не своей смертью, а злодейской, от руки недоброй?

— Верно! — ойкнула внучка покойника, испуганно на цыганку таращась. — Так и есть — деда моего, академика, убили месяц назад!

Поцокала цыганка языком, да тут же успокоила, как смогла:

— Ты не печалься, красавица, то горе прошлое, а вслед ему другие идут! Ох, вижу-вижу... Не последней та смерть будет, коли загодя беду от себя не отведешь!

Заморгала Света.

— Кому беда грозит?

Водит цыганка по ладошке, читает судьбы, будто книгу раскрытую.

— Есть у тебя любимый, который сам собой красавец и жених завидный, да того он не знает, что грозит ему смерть неминучая, что по пятам за ним ходит.

— Ой! — сказала Светлана. — А вы ничего не путаете?

— Чего путать, когда ясно видно, — возмутилась цыганка, — вот линия судьбы, что в тот бугорок уперлась, а вкруг него линии, будто змеи сплетенные, и коль пересекут они его хоть малость — так беда! Все на ладонях наших наперед прописано, все там есть про жизнь нашу от рождения до самого смертного часа!

— Как же помочь ему?

— Уж и не знаю, — пожала плечами цыганка. — Вижу лишь, что виной тому вещь, что принадлежит ему не по праву, да все беды и несчастья к себе будто магнит притягивает, и покуда есть она у него — не быть ему счастливым!

И Светлана вновь завыла дурным голосом, будто по покойнику. Хоть был «покойник» тут же, живехонек и вполне бодр.

— Чего она еще наговорила?

— Сказала, что будто бы ждет тебя встреча с незнакомцем, который укажет путь к спасению, но лишь если ты сможешь его узнать и ему доверишься.

Во дает «бабуля»!.. Как же его можно узнать, коли он незнакомец?

И как поверить тому, кого не узнать?..

Путает что-то зловредная старуха, пугает.

— Я вот теперь все время думаю, — заговорщически прошептала Света, — а вдруг она меня сглазила?

Ну уж!..

— Ты вот что, ты больше к цыганкам не подходи, — выговорил Светлане Мишель, — врут они все, не слушай их!

— А про деда она как догадалась? — спросила Света.

— Ну не знаю, может, некролог прочитала? — стушевался Мишель-Герхард фон Штольц. — Все равно не ходи!

А сам подумал — а ведь про академика-то она не соврала!.. Хотя, что касается лично его, она не угадала. Ну конечно — не угадала! Лично он помирать не собирается и ни в какие порчи не верит!

Вранье все это, пережитки, на которые истинные джентльмены внимания обращать не должны! Нет никаких сглазов — тьфу, тьфу, тьфу!..

Так решил Мишель-Герхард фон Штольц!

И ошибся!..

Глава 12