Лес кончился неожиданно. Вот вроде только что сбоку неслась грязно-желтая стена осенних деревьев, как вдруг путь распахнулся во всю необъятную ширь низкого северного берега Великой реки.
Колея исчезла, словно ее и не было. Изрезанный мелкими, но непреодолимыми для лошадей вымоинами глиняный увал обрывался величавой рекой. Другая сторона терялась в туманной тьме, а у покосившихся мостков еще более черный, чем темнота дождливой ночи, стоял небольшой корабль. Скорее даже – большая лодка, на которых отважные ватаги прибрежных рыбаков выходят в протоки между островами раскидывать полуверстовые сети.
– Клянусь портянками Спящих, – выдохнул я, резко останавливая соловушку у скользкого спуска к воде. – Мы все не влезем в это корыто.
– Снимайте поклажу, – засуетился Парель.
– А кони? – прорычал разочарованный непредусмотрительными жрецами Фанир.
– Придется бросить, – скривившись, словно от боли, нашел в себе силы выговорить кому-то-брат.
Я оглянулся назад. Туда же, совершенно тоскливо и даже, как мне почудилось, обреченно смотрел Ратомир.
– Самое отвратительное место для обороны, – простонал принц. – Лучше бы мы оставили заслон у моста.
– Или сожгли бы мост за собой, – согласился я.
– Я выполнил повеление моего короля, – нетерпеливо подталкивая тяжело дышащего коня пятками, сказал подъехавший проводник. – Теперь мне следует догонять армию.
– Спасибо, – вежливо ответил Ратомир. – Передай мою благодарность Лотару.
Страж коротко кивнул и почти сразу скрылся во тьме.
– Чего вы стоите, как статуи на мосту! – размахивая руками, бегал среди конных воинов Парель. – Снимайте поклажу, грузитесь на судно. Пора отчаливать!
– Мы все не войдем в эту лодку, – от слов принца так дунуло смертельным холодом, что я даже плечами передернул. – Грузи то, что считаешь ценным… Серафиму… Арч, проверь тетиву. Ты сможешь стрелять?
– Ратомир, ваше высочество! – взвыл жрец. – Ваше место там, с армией! Здесь и без вас найдется, кому встретить…
– Ты предлагаешь мне предать моих соратников? – Дождь на миг перестал идти, отшатнувшись от пылающего ледяной ненавистью воеводы.
– Люди! Да скажите вы ему кто-нибудь!
– Пошел-ка ты вон… на свой корабль, – брезгливо процедил Фанир и легко, будто и не было целого дня в седле, спрыгнул. У меня так не получилось. Ноги одеревенели, плохо сгибались. Поясница ныла. Лучше бы я бежал рядом.
– Да что ж это делается-то! – не унимался жрец. – Басра Всеблагой! Мы же поместимся все! И вещи можно тут бросить! Бог нас не оставит…
– Человек тридцать. Вряд ли больше, – окинув опытным взглядом велиградского портового грузчика утлое суденышко, заявил Бубраш. – Перевернется к демонам…
– Выдели Серафиме три десятка опытных вояк, – безжизненно приказал принц Фаниру. – Пусть уходят.
Княжич поклонился, признавая право того отдавать распоряжения. Повернулся уже было идти, но остановился:
– Спасибо, что не предложил мне тоже уплывать.
– Ты воин. Я не хочу тебя оскорбить.
Наследник Аргарда криво улыбнулся, еще раз поклонился и убежал.
– Что скажешь? – обратился ко мне командир.
– Я могу стрелять. Все стрелы сюда, на горку. И пусть подает кто-нибудь. Больше проку будет, чем попусту тьму расстреливать.
Не дожидаясь приказа, один из десятников бросился собирать стрелы.
– Там, у леса, трос натянем. В темноте, да под дождем не заметят. Как нас увидят, разгоняться станут… – Бубраш притащил бухту веревки и теперь просто сообщал о своем намерении.
– Хорошо, – сдвинул губы в некое подобие улыбки принц. – А мы их тут встретим. Вы, главное, не бойтесь! Пусть они боятся! Отступать нам некуда, а мертвые честь уже не потеряют.
Не знаю, те ли слова должен говорить воевода перед битвой, но видно о том же самом думали и все остальные. Так что усталая дружина расправила плечи, плащи мокрыми тряпками упали под ноги, лошадей отогнали в сторону.
Мы уже слышали чавканье чужих копыт по окончательно раскисшей дороге, когда с берега прибежал Парель.
– Она отказывается! Приставила кинжал к шее брату Распалу, а воинам приказала к вам идти. Говорит – будет ждать раненых. Что за дура, прости Басра!
Ратомир резко повернулся и почти без замаха ударил жреца кольчужным кулаком прямо по толстым губам. Брызнувшую кровь почти сразу смыл, растворил все тот же нескончаемый беспросветный дождь. Упавший в растоптанную грязь жрец даже не пытался подняться.
– Думай, что несешь, смерд, – прорычал озверевший принц.
– А вот и мухи, – как-то неожиданно весело выкрикнул я, накладывая первую той ночью стрелу на тетиву.
Бубраш был прав. Издалека разглядев сгрудившихся у спуска к воде дружинников, отправленные в погоню рыцари Эмберхарта взяли в руки копья и принялись разгонять не меньше наших уставших коней. И снова прав, что разглядывать тонкую преграду веревки, натянутой между последними деревьями, им и в голову не пришло.
– А-а-а-ай, – тоненьким, словно детским, голосом вскрикнула лошадь скачущего первым врага, когда дрожащие от напряжения ноги вдруг подломились. Сердце прошила стрела жалости, но руки не дрогнули, отпуская оперенную смерть в короткий полет. И еще одну, и еще.