Мастер Загадок

Пыль улеглась; большая часть тележек катилась далеко впереди. Моргон чувствовал в их обособленности что-то неестественное. Он ничего не сказал Рэдерле, но испытал облегчение, когда час спустя они поравнялись с толпой торговцев. Их телеги и лошади стояли возле гостиницы — видавшего виды дома размером с амбар, к которому примыкали конюшня и кузница. Судя по доносившимся изнутри взрывам смеха, гостиница хорошо снабжалась, по крайней мере вином, и дела у хозяев шли недурно. Моргон подвел лошадей к корыту у конюшни. Ему хотелось пива, но он остерегался показываться в гостинице. Когда они вернулись на дорогу, тени там побледнели, а сумерки маячили впереди, словно привидение.

Они въехали во мглу. Пение птиц прекратилось, и единственным звуком, нарушавшим тишину, был теперь лишь стук копыт их лошадей. Разок-другой им довелось миновать сборища конных барышников, расположившихся вокруг огромных костров и разместивших на ночь своих животных в охраняемых загонах.

Поблизости от них Моргон мог бы переждать ночь в безопасности, но его охватило внезапное нежелание останавливаться. И вот голоса барышников утихли, оставшись далеко позади. Всадники все глубже погружались в ночь. Рэдерле беспокоилась, и он это чувствовал, но остановиться не мог. Наконец она протянула руку и дотронулась до его плеча. Моргон посмотрел на нее — лицо девушки было обращено назад, на дорогу позади них. Он резко осадил лошадь.

Горсточка всадников где-то в версте от них нырнула во впадину на дороге. Когда они появились вновь, то расплывались в сумерках и скакали не быстрее, чем полагалось бы в столь поздний час. С мгновение Моргон наблюдал за ними, приоткрыв рот. Не говоря ни слова, покачал головой, отвечая на вопрос, всплывший в сознании Рэдерле.

«Не знаю…» И резко повернул лошадь прочь с дороги, направляясь в чащу. Они ехали вдоль реки, пока темнота не вынудила их остановиться. Разбив стоянку без костра, они поужинали хлебом и сушеным мясом.

Река здесь была медленной и глубокой и рокотала тихо-тихо, так, что они едва слышали ее могучий голос. Моргон всегда был очень чуток в ночи — он даже во сне понимал, что таинственные всадники так и не проехали мимо них. Мысли его вернулись к тому безмолвному, которого он приметил среди деревьев, к таинственному крику, раздавшемуся из ниоткуда и более чем кстати. Тогда, выйдя из легкого забытья, которое даже нельзя было назвать сном, он обнажил меч.

— Моргон, ты не спал почти всю прошлую ночь, — сказала Рэдерле. — Отдохни, а я посторожу.

— Я привык, — ответил он, но все же отдал ей меч и растянулся на одеяле.

Он не спал; лежал, прислушиваясь, наблюдая, как созвездия медленно перемещаются по небосводу. И снова услышал слабый, неуверенный голос арфы, выплывающий из темноты и подобный насмешке над его воспоминаниями.

Он сел и огляделся, недоумевая, что же это за наваждение. Куда бы он ни взглянул, он не видел ничего, кроме сплошной черной стены ночи, — даже намека на далекий костер не было видно. Он не слышал людского гомона, одни лишь запинающиеся всплески арфы доносились до него. Струны были настроены превосходно, арфа звучала мягко и нежно, хотя арфист то и дело сбивался. Моргон сцепил пальцы и прикрыл ими глаза.

— Кто ты, во имя Хела? — пробормотал он и рывком вскочил на ноги.

— Моргон, в мире есть и другие арфисты, — мягко заметила Рэдерле.

— Он играет в темноте.

— Откуда ты знаешь, что это мужчина? Может быть, это женщина. Или молодой парнишка, который один держит путь в Лунголд со своей первой арфой? Если ты хочешь уничтожить все арфы на свете, начни уж лучше с той, что висит у тебя за спиной, поскольку именно она никогда не даст тебе мира.

Он не ответил, и Рэдерле добавила:

— Ты вынесешь, если я загадаю тебе загадку?

Он обернулся, отыскал ее неясные, едва намеченные луной очертания и слабо мерцающий в руках клинок.

— Нет, — сказал он и сел рядом с ней, устав от напряженного ожидания все тех же аккордов известной имрисской баллады, которую никак не мог довести до конца неизвестный арфист.

— Уж хотя бы, — злобно пробурчал он, — он играл получше. — Он взял у Рэдерле меч. — Я посторожу.

— Не покидай меня, — взмолилась она, прочтя его мысли.

— Хорошо, — вздохнул Моргон, прислонив меч к своим коленям и пристально глядя на него. Поднявшаяся в зенит луна обратила клинок в холодное пламя. Наконец арфа умолкла, и Моргон опять нашел в себе силы для того, чтобы сосредоточиться и подумать.