Рене Магритт родился в бельгийском городе Лесинь, в семье коммерсанта. В 1915 году он написал свою первую картину, а через год поступил в Брюссельскую академию изящных искусств, где его преподавателями были Ж. Комбаз и К. Монта. За время обучения в академии художник испытал влияние кубистов и футуристов, восхищался композициями Леже.
К 1925 году Магритт был уже не только достаточно знаменитым художником. Он сотрудничал во многих журналах; сблизившись с группой дадаистов, начал издавать собственный журнал «Эзопаж», что в переводе означает «пищевод». Познакомившись с живописью Де Кирико, Магритт понял, что его истинное призвание – сюрреализм. В 1926 году появилась первая картина, исполненная в духе сюрреализма, – «Заблудившийся жокей» (частное собрание, Нью-Йорк). В 1927 году состоялась первая персональная выставка художника в брюссельской галерее «Кентавр», после чего Магритт переехал во Францию, обосновался в Перро-сюр-Ман и стал завсегдатаем собраний сюрреалистов.
В 1920–1930-х годах окончательно сложилась неповторимая индивидуальная манера живописи Магритта, которой он оставался верен всю жизнь. Художник исполняет свои композиции с намеренной сухостью, его образы практически безличны и носят условно-знаковый характер, однако именно этот прием способствует парадоксальным образом изображению немыслимой, подсознательной реальности. Таковы, например, полотна «Пустая маска» (1926, Художественное собрание земли Северный Рейн-Вестфалия, Дюссельдорф), «Предательство образов» (1928–1929, Музей искусств, Лос-Анджелес), «Ключ к сновидениям» (1930, частное собрание, Париж).
Через живописные образы художник пытался дать ответ на многие философские вопросы, волновавшие философов-экзистенциалистов. Прежде всего он пытался разобраться в состояниях, переживаемых телом, и, опираясь на философию Бергсона и Ницше, сделал вывод, что отпечаток в теле показывает не присутствие чисто внешней причины воздействия на него, а нахождение внешнего мира внутри тела рассматриваемого объекта.
Практически всю жизнь Магритт представлял эти телесные метаморфозы. Родственность объекта с внешним миром подчеркивается приемом перетекания, превращения телесной фактуры одного рода в другую. Сам художник признавался: «Я обнаружил в вещах новый потенциал – их способность постепенно становиться чем-то иным, перетекание предмета в предмет, отличный от себя». И вот уже в «Открытии» (1927) тело обнаженной женщины прорастает древесными волокнами, в «Коллективном изобретении» (1935) женщина превращается в громадную рыбу, а в «Черной магии» (1935) стоящая обнаженная женщина просто перетекает в бездонное пространство неба. В «Философии будуара» (1966) ночная рубашка и женское тело предстают как физически родственные объекты. Так же родственны ботинки и человеческие ноги («Красная модель», 1935).
Таким образом, тело воспринимается как некий порог, не конечный, но расширяющийся за счет родственности Постороннего. Магритт разрушает антропоморфные границы и утверждает: «Тело – это присутствие Постороннего во мне, причем Постороннее может выступать в различном облике – камня, дерева или животного, но его никак нельзя назвать чуждым.
Постороннее может представать не в виде дружественного начала; оно часто способно быть враждебным и пугающим. Ведь так или иначе Постороннее – это все равно не мое тело; мало того, оно вторгается без разрешения в общую массу телесности, которую и без того тяжело нести. В этом случае возникает мучительный и страшный вопрос: “Кто же я?”»
Р. Магритт. «Уборы грозы», 1928 год
Р. Магритт. «Угрожающая погода», 1928 год
Р. Магритт. «Вероломство образов», 1928–1929 годы
В большинстве композиций Магритта подобная проблема самоидентификации в известной степени смягчена, однако это переживание невероятно остро показывается в картине «Исполинские дни» (1928). Здесь тело мужчины вписывается в контуры тела женщины так, что становится практически неотделимым от него. В данном случае Постороннее ввергает тело в состояние аффекта. Еще страшнее в этом смысле композиция «Изнасилование» (1934), где тело превращается в лицо, искаженное страданием.
Ранимость и беззащитность тела показывается при помощи приема контрастов между мертвым телом и излюбленной Магриттом фигурой в шляпе-котелке («Прогулки одинокого мечтателя», 1926; «Убийца в опасности», 1927). В данном случае Постороннее выступает в качестве врага, который способен долго следить, контролировать действия и, наконец, превращая тело в объект чужой страсти или воли, делает его мертвым.