Мастера детектива. Выпуск 2

– Но знаете, что я вам еще скажу, эти Лоузы держатся великолепно. Просто необыкновенные люди. Вне себя от горя. И все же отвечают на все наши вопросы. Они, как у вас говорится, – следующие три слова мосье Горон отважился произнести по–английски, – ведют сэбя молёдсом. С мадам Нил они исключительно сердечны…

– А почему бы нет? Разве они подозревают ее в убийстве?

– Господи, с чего вы взяли?

– Как же они объясняют тогда убийство?

Мосье Горон развел руками.

– Как объясняют? Взломщик! Маньяк!

– Но ведь ничего не украдено?

– Ничего не украдено, – согласился мосье Горон, – но, кроме агатовой табакерки, трогали еще одну вещь. В кабинете, в застекленной горке слева от двери, хранилось еще одно сокровище: дорогое ожерелье из бриллиантов и бирюзы, тоже обладающее исторической ценностью.

– Ну?

– Ожерелье, слегка запачканное кровью, нашли на полу рядом с горкой. Значит, маньяк!

Доктор Дермот Кинрос, быть может, лучший во всей Англии специалист по судебной психиатрии, с любопытством посмотрел на своего собеседника.

– Подходящий термин, – сказал он.

– Подходящий термин, доктор? То есть?

– «Маньяк». Ну и как, по их мнению, этот взломщик–маньяк проник в дом?

– К счастью, – сказал мосье Горон, – до этого Лоузы пока не додумались.

– Но если на то пошло, как же проникла в дом мадам Нил?

Мосье Горон вздохнул.

– Боюсь, – сказал он, – что тут как раз последнее доказательство. Четыре виллы на рю дез Анж строила одна и та же компания. И любым из четырех ключей можно открыть все четыре парадные двери.

И, вновь поневоле переходя на веский тон, мосье Горон через стол наклонился к Кинросу.

– В нагрудном кармане пижамы мадам Нил, – сказал он, – неоцененная Ивета Латур обнаружила ключ от входной двери. Заметьте! Ключ от собственной двери в пижамном кармане! Зачем? Зачем таскать с собой этот ключ, уже собираясь лечь в постель? Приходит вам в голову хоть какое–то разумное объяснение – невинное объяснение? Нет. Объяснение тут одно. Мадам Нил ключ понадобился, чтобы проникнуть в дом напротив. Таким образом, налицо последнее, решающее доказательство того, что она была на вилле «Привет» в ночь убийства.

Да, она попалась. Теперь уже ясно.

– И все же… какие же у нее были мотивы? – настаивал Дермот.

И мосье Горон стал ему отвечать. Солнце спряталось за деревья, оставя по себе багровую полосу в небе и душный жар. Французское солнце бьет в глаза, как прожектор; когда оно опустилось, им пришлось долго моргать, осваиваясь с переменой освещения. Бусинки пота блестели на лбу у мосье Горона.

Дермот приподнялся, чтоб бросить окурок через каменную балюстраду, подле которой стоял их столик. Но так и застыл с окурком в руке.

Терраса поднималась на два–три фута над мощеным двориком, где стояли точно такие же столики. За одним из столиков под самой балюстрадой, так что голова ее приходилась вровень с ногами Дермота и мосье Горона, сидела девушка, своим темным платьем и шляпкой угрюмо нарушавшая веселый колорит Ла Банделетты. Она задрала голову; Дермот смотрел прямо ей в глаза.

Девушка была хорошенькая, ярко–рыжая, на вид лет двадцати двух – двадцати трех. Долго ли она просидела так, невидимая за бьющими лучами солнца, неизвестно. Перед ней стоял нетронутый коктейль. За ее спиной по авеню де ла Форе гудели и жужжали машины, и открытые экипажи цокали и звякали так мирно и безмятежно, будто ничего не стряслось и не может стрястись.

Вдруг девушка вскочила, с грохотом перевернув стакан и расплескав коктейль по всему оранжевому столику. Она быстро схватила сумочку и ажурные черные перчатки, швырнула на столик пятифранковую монету и бросилась прочь. Дермот, не в силах забыть выражение ее глаз, не отрываясь смотрел ей вслед.

Мосье Горон заговорил, не повышая голоса.

– И дернул же нас черт, и тянул же нас кто–то за язык разговаривать в общественном месте! – высказался он. – Это ведь мисс Дженис Лоуз.

Глава 7

– Ну, успокойся, Дженис, – утешала ее Елена, – ты просто в истерике.

Дядя Бен, наклонившийся потрепать за ухо своего спаниеля, который пристроился возле чайного столика, бросил на племянницу такой горестный взгляд, что его можно было и не сопровождать словами.

– Вовсе я не в истерике, – ответила Дженис таким срывающимся голосом, что это прозвучало совершенно не убедительно. Она сдернула перчатки. – И это не сон, и не догадки, и не выдумки. Говорю вам, – она уже почти перешла на крик и бегло глянула на Еву, не встретясь с ней глазами, – они собираются арестовать Еву!

У Елены расширились глаза.

– Да за что же?

– Мамочка, да потому, что они считают, что это она убила!

– И охота тебе повторять всякий вздор, – вздохнула Елена, но тем не менее за этим последовала неловкая пауза.

«Не может быть, – пронеслось в голове у Евы. – Нелепость. Вот уж не думала, не гадала».