Мастера детектива. Выпуск 3

Нет, Лурса не был пьян. Да он никогда и не бывал пьян. По мере того как день близился к вечеру, поступь его становилась вся тяжелее, голова, особенно голова, тоже тяжелела, мысли лениво цеплялись одна за другую, и случалось, он произносил вполголоса какие–то слова, слова, которых не мог понять никто из посторонних и которые были единственными внешними проявлениями его внутренней жизни.

Николь смотрела на отца с ошеломленным видом, будто самым необычным за сегодняшний вечер был не выстрел, не зажженная лампочка, не человек, умерший в этой комнате, а сам Лурса, как всегда невозмутимо спокойный и грузный.

Кассирша в кинотеатре наконец закрыла свою стеклянную кассу, где сидеть зимой было подлинной мукой, хотя она приносила с собой из дома грелки. Парочки на минуту появлялись в полосе света и сразу исчезали в сыром мраке. Скоро во всех кварталах откроются и тут же захлопнутся двери, в уличной тишине гулко разнесется:

— До завтра…

— Спокойной ночи…

В префектуре уже разносят оранжад — первый сигнал гостям, что пора расходиться.

— Алло! Рожиссар?

Прокурор, стоя в ночной рубашке, — он так и не мог привыкнуть спать в пижаме–нахмурился и покосился на жену, поднявшую от книги глаза.

— Что вы говорите?.. Как, как?

Лурса вернулся к себе в кабинет. Николь, все еще в халате, стояла у порога. Фина — она же Карла — не подавала признаков жизни; если даже она проснулась, то, наверно, забилась от страха под одеяло и жадно ловит все шумы в доме.

Лурса повесил телефонную трубку, ему захотелось выпить, но бутылка оказалась пустой. Дневной запас уже иссяк. Придется спускаться в погреб, где до сих пор так и не собрались провести электричество.

— Думаю, что вас будут допрашивать, — обратился он к дочери. Поэтому советую хорошенько собраться с мыслями. Может быть, вы все–таки оденетесь?

Николь жестко взглянула на отца. Впрочем, это не имело никакого значения, раз они все равно не любили друг друга и с молчаливого согласия уже давно ограничили свои отношения только встречами в столовой. Да и то скорее по привычке, потому что даже за едой они по большей части молчали.

— Если вы знаете этого человека, по–моему, разумнее сразу в этом признаться. А что касается того, который прошел.

Николь повторила:

— Я ничего не знаю.

— Как вам угодно. Будут допрашивать также Фину и, безусловно, горничную, которую вы рассчитали.

Он не глядел на дочь, но ему почудилось, будто эти слова произвели на нее впечатление.

— Они скоро придут, — заключил он, вставая и направляясь к двери.

Впрочем, не так–то уж скоро! Конечно. Рожиссар явится не один, он непременно вызовет секретаря суда, комиссара полиции или жандармов. В курительной комнате в стенном шкафу стояли ликеры и винный спирт, но Лурса к ним никогда не притрагивался, он направился в погреб; свечу он с трудом отыскал в кухне, потому что, за исключением облюбованного им уголка, был словно чужой в собственном доме.

Раньше в этой кухне, еще во времена Эвы…

Он взял бутылку там, где и обычно, — на полках, тяжело отдуваясь, поднялся из погреба, сделал передышку на первом этаже и из любопытства решил проверить дверь черного хода, выходившую в тупик Таннер.

Дверь не была заперта на ключ. Он открыл ее — с улицы на него неприятно пахнуло холодом и вонью помоек, — снова закрыл дверь и побрел в свой кабинет.

Николь здесь уже не было. Должно быть, пошла одеваться. С улицы донесся шум; приоткрыв ставни, Лурса заметил полицейского на мотоцикле, которого, очевидно, прислал Рожиссар и который теперь ждал прокурора на обочине тротуара возле дома.

Лурса аккуратно содрал воск с пробки, откупорил бутылку, думая о том мертвеце, о том человеке наверху, которому выстрелили прямо в грудь, почти в упор, думал он также о стрелявшем: по–видимому, тот не отличался особенным хладнокровием, поскольку пуля не пробила сердце, а попала много выше, почти в шею. Очевидно, поэтому раненый и не крикнул, а издал какое–то урчание. Он умер от потери крови там, наверху, и одна нога у него свисала с постели.

Был он высокого роста, почти гигант, и оттого, что он лежал неподвижно, вытянувшись, он казался особенно огромным. Стоя он был, вероятно, на голову выше Лурса, и черты лица у него были грубые, в них проглядывало что–то бессознательно зверское, как это бывает порой у крестьян могучего телосложения.

Как удивился бы Лурса, если бы заметил, что, выпив полстакана бургундского, произнес вслух:

— Странно все–таки!

Сверху донесся какой–то шорох. Карла ворочалась на своей постели, но поднять ее удастся только силой.

В «Отель де Пари» трое коммивояжеров сели играть в белот с хозяином, время от времени поглядывавшим на часы. Пивные уже закрывались. В префектуре привратник собственноручно запер тяжелые двери, и последняя машина отъехала от подъезда.

Дождь лил все так же упорно, только падал он теперь косыми струями, потому что поднялся северо–восточный ветер и там, далеко в море, должно быть, разыгрался шторм.