Заперев дверцу, я положила на место ключик, задернула занавеску. В комнате, где умерли мои родители, вынула из пробирки пробку, и на ладони у меня оказалось несколько белых кружочков. Совсем как аспирин… Очевидно, отец приготовил лекарство специально для матери, страдавшей ужасной бессонницей на нервной почве. На пробирке мелким папиным почерком была сделана пометка: «Очень опасно. Больше одной таблетки не принимать…» Я налила в стакан воды, но этим все и кончилось. Ничто не удерживало меня в жизни, но и ничто не толкало к смерти… Родители мне кое–что оставили: дома, участки земли, эту лавку, немного денег… Я все продам, сделаю пластическую операцию лица и груди, вновь стану такой же, как в тридцать лет, вновь будут любезными мужчины, услужливыми продюсеры… Я буду жить.
Я положила таблетки назад в пробирку и бросила ее к себе в сумочку. Возможно, где–то в глубине подсознания я знала, что когда–нибудь они могут мне понадобиться…
Гордыня моя смирилась. Я жила в Этампе, в домике, завещанном мне родителями. Все остальное я продала, став владелицей нескольких миллионов. Никто уже на улицах маленького городка не оборачивался в мою сторону. Как–то раз вечером я услышала стук в дверь. Я узнала его сразу.
— Можно войти?
Он не изменился. Он все еще был моим мужем.
— Луи, это ты. Ты… тебе нельзя здесь оставаться… Соседи…
— Мы пока еще муж и жена.
Он вошел. Уже полгода, как его выпустили из тюрьмы, и все это время он искал меня, но, правда, не очень активно. Сначала я предложила ему денег, только чтобы он исчез. Он отказался. Хотя он и был невольной причиной моего падения, я на него не сердилась. Я ни на кого больше не сердилась, даже на Сильвию. В джунглях кино нужно убивать первой, иначе убьют тебя. Сильвия оказалась права.
Я рассказала все Луи. Он объяснил:
— Ты слишком долго ждала, теперь уже поздно подавать в суд за шантаж. Если бы ты хоть немного раньше посоветовалась со мной. Надо было нападать! Выставь ты себя жертвой, и ей пришлось бы худо!
— Луи, я больше не хочу воевать с ней. С кино для меня покончено.
— Ну, как знаешь.
Поскольку мне на все было наплевать, он остался со мной. Открыл магазинчик электробытовых приборов, дела у него пошли успешно. Жизнь с ним не была мне в тягость. Я почти всё забыла. Каждую неделю мы ездили в Париж, совершая набеги на театры и кинозалы.
Он сказал:
— Видала? Сильвия Сарман успешно дебютировала на сцене в пьесе молодого писателя.
— А?
Я давно уже перестала читать газеты.
— Я взял билеты на субботу. Ты не возражаешь?
— Почему я должна возражать?
Любопытно все–таки взглянуть на нее теперь, когда она стала настоящей знаменитостью, а я — превратилась в Ничто.
После второго акта я ждала Сильвию в ее гримуборной. Здесь уже стояли цветы от поклонников, много цветов, самых разных, на любой вкус. И среди них корзина с великолепными розами, наподобие тех, что когда–то получала и я. Я упивалась запахом этих цветов, придававшим мне смелости перед встречей с Сильвией…
Костюмерша подала голос:
— Занавес. Сейчас она придет. Знаете, гм, она не любит, когда я кого–нибудь впускаю сюда в ее отсутствие. Она всегда так нервничает в антрактах…
— Я ее давнишняя подруга, наверняка она будет рада меня видеть…
И в этот момент вбежала она, шурша своим сценическим платьем, сидевшим на ней, как мешок из–под картошки, увидела меня, завизжала едким, совершенно не знакомым мне голосом:
— Фреда, дорогая моя! Откуда ты взялась? Что ты сейчас делаешь?
Повернувшись к толстушке–костюмерше крикнула:
— Оставьте нас, Жермена.
Затем приложила ладони к своему узкому лбу:
— Только сначала уберите эти розы! Вы же прекрасно знаете, что у меня от них ужасная мигрень! Сколько раз уже я вам это говорила?
Буркнув что–то себе под нос, женщина собрала цветы и унесла их. Сильвия же уселась перед зеркалом, принялась шарить среди баночек с кремами и губными помадами, повторяя про себя:
— Моя голова, моя голова…
Найдя тюбик аспирина, она вытряхнула на ладонь четыре таблетки…
— Подай мне бутылочку «Перье», пожалуйста.
Она налила почти полный стакан и, запрокинув голову, хоп, проглотила одна за другой таблетки, запивая их минеральной водой. Затем повернулась ко мне: