Величавую немую статику, колдовскую застылость египетского искусства, постигшего секрет замедленных ритмов.
В этом царстве полу-улыбок, полупоклонов, чуть заметных знаков рук все как бы покрыто всевластной тайной жреческих культов, сковывающих человека-раба.
Боги…
Во имя этой страшной, мрачной и, по существу, бесчеловечной мощи и созданы были все эти бесценные изваяния.
И ни один папирус не сможет рассказать больше, чем маленькая статуэтка-ушебти или безмолвная золотая маска юного фараона, столь рано покинувшего грешную землю.
Да, часами я глядел на это море с остановившимися волнами, словно заколдованное злым волшебником…
Таково творчество Древнего Египта, глубочайшее по своему мастерству превращать музыку жизни в тишину и покой надгробий.
И лишь гений художников, разрушив каноны, иногда создавал чарующие образы своих современников — людей.
Так из тьмы веков дошли до нас шедевры Амарны…
Экспозиция «Скифского золота» была в тех же залах Музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, где были выставлены «Сокровища Тутанхамона».
Должен вспомнить об одной любопытной жанровой сцене, которую мне довелось наблюдать.
По огромному светлому центральному залу музея, отведенному произведениям скифского искусства, буквально ползал вдоль стендов высокий, седой, худощавый мужчина в строгой черной паре. Это был сэр Джон Поуп-Хеннесси — бывший директор Британского музея… Я много слышал и читал о крайней сдержанности британцев. Но почтенный сэр Джон не мог скрыть своего восторга. Он счел нашу экспозицию блистательной и обещал сохранить ее досконально в Лондоне, куда «Скифы» должны были вскоре отбыть.
Не могу забыть улыбающуюся Ирину Александровну Антонову — директора музея, ибо англичанин, хваля нашу экспозицию, делал замечания об оформлении заокеанской выставки «Скифского золота», так как оно своей помпезностью иногда подавляло оригиналы.
… Велики степи.
От Волги до Дуная.
Необозримые.
Бескрайние.
Голубые, зеленые волны душистых трав. Высокое, гулкое небо с неспешно плывущими громадами облаков.
И вдруг летят кони.
Мчатся полчища скифов.
Рвется на части напоенный ковыльным ароматом упругий воздух вольных просторов, сжатый до пределов бешеной скачкой тысяч и тысяч всадников, как бы сросшихся навечно со своими конями.
Как понять сегодня жителю каменных громад городов Запада, застывших в неподвижном вихревом движении машин, усыпленных зловещим смогом, расслабившихся от пассивного участия в беге моторов, ошалевших от грохота жизни, как понять, как ощутить эту великую тишину степей, как почувствовать тугой воздух, плотно окутывающий скачущего всадника, всем существом, каждым мускулом тела участвующего в этом поистине магическом беспощадном движении-полете, начинающемся у него чуть ли не с первых детских лет и составляющем саму его, кочевника, жизнь!
Вслушайтесь в ритмы «Богатырской симфонии» Бородина, и вы почувствуете всем нутром этот неумолкающий, непрестанный бег тысяч коней, это завораживающее своей непреклонностью движение человека в степи.
Юные зори нашей Отчизны.
Они взошли над равнинами Великих степей, опоясавших на юге чуть ли не пол-Европы и Азии…
Недели надо было скакать, чтобы, начав свой путь от предгорий Алтая, достичь берегов древнего Борисфена — Днепра, а ведь это были только южные пределы Родины.
На севере — леса, леса. Озера, полноводные реки.
Древние города и села.
Но вернемся к скифам.
Скифы… Неведомо, откуда пришли они, но вскоре отдаленный гул и трепет земной тверди напомнили, что скифы не сон, а суровая явь.
Они сразу заставили уважать себя окрестные народы. Глухой топот их многотысячных полчищ долетал до Афин…
Скифские стрелы с тяжелыми бронзовыми наконечниками били в цель, их короткие мечи сокрушали врагов.
Казалось, нет силы, которая была бы способна укротить их буйную изначальную мощь.
Подобно весеннему разливу, они затопили бескрайние равнины юга нашей земли и докатились до владений греков.
Дикое изумрудное раздолье, и над ним, как призраки, неслись темно-багровые, в сполохах пожарищ всадники.
Розовые от вечерних зорь кони бесшумно скользили в сизой мгле…
Казалось, что этот колдовской полет нельзя было остановить, так неудержим и неумолим был этот бег…
И когда над степью вставал бесстрашный бледный месяц, он видел внизу, в степи тысячи алых звезд…
Едкая гарь от костров и медоносный аромат полевых трав и цветов сливались с терпким запахом конского и людского пота, кобыльего молока.
Гребень из кургана Солоха.
Скифы…
Геродот пишет:
«По рассказам скифов, народ их моложе всех. Они, скифы, говорят, что их отец Зевс, а мать — дочь реки Борисфена, Днепра, земли их необъятны и богаты.
В области, лежащей еще дальше к северу, — говорит Геродот, — от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть, и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению».
Вот как в легендах описан снег.
Еще один миф, изложенный Геродотом.