Мастера и шедевры. Том 3

Игорь Долгополов Мастера и шедевры Том 3

Красивое нужно сохранить, взять его как образец, исходить из него, даже если оно «старое». Почему нам нужно отворачиваться от истинно прекрасного, отказываться от него, как от исходного пункта для дальнейшего развития только на том основании, что оно «старо»? Почему надо преклоняться перед новым, как перед богом, которому надо покориться только потому, что «это ново»? Бессмыслица, сплошная бессмыслица! Здесь много лицемерия и, конечно, бессознательного почтения к художественной моде, господствующей на Западе.

В. И. Ленин

Ника Самофракийская

ПРОЛОГ

… Много лет беседуя с людьми самых разных возрастов, профессий, я утвердился во мнении, что большинство из них тянутся к прекрасному. Сокровенно. Будто стесняясь. Почти втайне от себя.

Это они стоят в непогоду в очередях на выставки шедевров Эрмитажа, Лувра, Прадо. Пытаются достать билет на концерты Святослава Рихтера, Образцовой, Атлантова. Не жалеют сил, дабы приобрести томик стихов Анны Ахматовой, Александра Блока, Бориса Пастернака. Стремятся посетить Ясную Поляну, Михайловское, Спасское-Лутовиново. Едут в Кижи, Самарканд, в Новгород. Их манит искусство…

Загадка притягательности шедевров — Сфинкса и пирамид Гизы, Ники Самофракийской, Парфенона, руин Помпеи, Нотр-Дама, ансамблей Ленинграда — в том же, что и в полотнах Леонардо да Винчи и Александра Иванова, Эль Греко или Врубеля, Делакруа или Валентина Серова, во всех них звучит голос красоты, метафоры прекрасного.

Ныне слово «красота» не в моде. Его даже нет в энциклопедическом словаре 1980 года издания.

В современном же человеке, как, впрочем, и в иные эпохи, дремлет демон — тяга к зрелищам.

Но высокое искусство и зрелища — материи разные.

Ленин говорил, что народ достоин высокого искусства, а не только зрелищ…

ВЕЧЕР В ПОМПЕЯХ

Невыразимо печальны вечерние Помпеи. Молчат руины. Гулко звучат одинокие шаги.

Античный город покинули беспокойные, шумные, пестрые туристы. Не сверкают блицы. Не орут транзисторы.

Тишина… Кривые узкие улочки-переулки, шириной в два шага. Огромные, неровные, горбатые камни мостовой. Стертые, будто смытые с лица земли виллы, палестры, театры. Почти два десятка столетий прошло с тех пор, как потоки раскаленной лавы затопили город, засыпали огненными осколками, пеплом.

Город был сожжен.

Когда бродишь по пустынным развалинам домов Корнелия Руфа или Марка Лукреция, невольно воображение населяет былое. Кажется, что тени детей, женщин мелькают по стенам геникеев. Но живых помпеян нет… Руины. Фрески. Мозаики… Богини вопрошают прекрасного Париса. Геракл свершает свои легендарные подвиги. Ариадна и Вакх кокетничают.

Мифы бессмертны.

Люди погибли в пылающем котле, куца более жутком, нежели блистательная «Гибель Помпеи» кисти Карла Брюллова. Все было проще и страшнее. Вот лежат перед вами раскопанные, чудом уцелевшие, серые обугленные предметы житейского обихода. Домашняя утварь.

Отпечаток человеческого тела, погребенного под толщей вулканического пепла.

Извержение Везувия. Стихийное бедствие. Оно было в начале нашей эры.

Дом Ветгиев. Ряды стройных колонн упираются… в закатное багровое небо.

Застыли беломраморные скамьи гигантского амфитеатра… Весело скачут амуры на резвых, тонконогих лошадях. Несутся колесницы по красному карнизу фригедариума.

Следы ушедшей жизни. Хочешь или не хочешь, неотступно преследует мысль: «Помпеи — каменная метафора ядерного Апокалипсиса».

Черные портики острыми зубцами рассекают огромное алое солнце. Оно катится в сизую мглу заката.

В зыбких сумерках мне видятся три мифологические Парки, ткущие нити судеб рода человеческого…

… Ночью, на берегу Неаполитанской бухты, ученый собеседник, учтиво выслушав мои помпейские заметы, снисходительно усмехнувшись, сказал: «Синьор, ваши представления старомодны. Новое нейтронное или иное оружие оставит в неприкосновенной целости шедевры архитектуры и искусства».

А люди?

Я глядел на яркие южные созвездия, на широко раскинувшиеся огни Неаполя. Пытался проникнуть сквозь толстую стеклянную броню окуляров интеллектуала. Думал: как могут спокойно изрекаться в конце XX века такие первобытные, каннибальские концепции? Хладнокровно, с улыбкой…

И вновь я вспомнил трех Парок, ткущих зыбкую нить на руинах Помпеи.

… Канале Гранде. Сердце Венеции. Калейдоскоп, почти призрачный по стереоскопической яркости богатых красок, непобедимой музыке бытия. Жемчужина Адриатики — это Сказка.