Мастера и шедевры. Том 3

Не буду описывать посещения замечательных музеев и картинных галерей, великолепные памятники архитектуры и искусства, торжественные и весьма приятные встречи в Мадриде.

Легко понять, как я стремился увидеть края, где жил и странствовал герой Сервантеса… И вот наконец я на земле Дон-Кихота.

Ласочка.

Ламанча…

К счастью, я не путешествовал по туристским обычным маршрутам, а попал в добрые, дружественные руки энтузиастов из Общества ламанчских сервантистов…

Это очень разные люди, но все они глубоко и самоотверженно занимаются Сервантесом.

У каждого из них, кто бы он ни был — алькальд из Тобосо, родины бессмертной Дульсинеи, или содержатель лавки, простой ремесленник, или цирюльник из Алькасар-де-Сан-Хуа-на, — у каждого из них свое пытливое и радостное желание постичь, узнать все, что касается любимой ими темы.

Они исследуют доподлинный маршрут идальго и его оруженосца. Об этом спорят города — Эскивиас (город, где Сервантес женился на Каталине) с Алькасар-де-Сан-Хуаном, который называют сердцем Ламанчи. Дискуссии идут о том, откуда выехал Дон-Кихот со своим Санчо…

В каждом из этих городов есть свои ворота, которые, по мнению темпераментных спорщиков, являются единственными и истинно подлинными… Бенто — так называются постоялые дворы. Их много. Но каждый хозяин бенто считает, чтр все неповторимые события, связанные с Рыцарем Печального Образа, происходили именно у него…

Земля Ламанчи. Я сразу узнал ее.

Хотя раньше она мне лишь снилась.

Я «жил» на ней пять лет, пока работал над серией, и… я ее увидел именно такой.

Красной. Потрескавшейся от невыносимого палящего солнца.

Я увидел эти стада, неспешно вышагивающие по убогим пастбищам… Суровая земля. Бесконечные просторы выжженной почвы. Пустынно.

Глухо… Одинокие старые мельницы. Особенно воздух старины ощущается в Кампо-де-Криптана, где мельницы истинно древние, с деревянными механизмами. Ветры Испании… Они уже не вращают деревянные крылья этих безмолвных свидетелей подвигов Дон-Кихота.

Бесконечно грустно стало мне в этом прозрачном воздухе, особенно чистом, в котором до стереоскопичности резко и четко рисуется реальный мир.

Эпические закаты… Они как будто напоминают нам о вечности, что веет от этой земли. Сервантес избороздил ее, собирая подати. Он видел горе и радость. И образы этой скупой и суровой земли и ее народа вошли в сердце…

Ночлег Франсуа Вийона.

Люди Ламанчи. Я увидел пожилых крестьян с лицами, изборожденными глубокими морщинами, подобно трещинам родной почвы, на них тоже лежит печать вечности…

Контрасты.

Ими полна Ламанча. Люди пашут на старых, как мир, волах. Рядом современная автострада с яркими бензоколонками и огромные щиты с черными быками — рекламой лучшего испанского коньяка «Осборн»… Но, конечно, самое глубокое впечатление у меня осталось от людей Ламанчи…

Доминго Пара Мартинес — парикмахер, солидный, похожий на профессора жгучий брюнет с ослепительной улыбкой.

В его цирюльне в Алькасар-де-Сан-Хуане рядом с ярчайшей хромированной мебелью в углу стоят деревянные раскрашенные скульптуры Дон-Кихота и Санчо Пансы.

Его второй кумир после Сервантеса — Федерико Гарсиа Лорка, и цирюльник, сам блестящий гитарист, устроил концерт, посвященный творчеству Лорки.

Позвал хитано — испанских цыган.

Сам декламировал и играл. Все пели и танцевали огненное фламенко. А на стене цирюльни красовалась огромная карта с маршрутом странствий Дон-Кихота по земле Ламанчи.

Так реальность и легенда жили рядом. А потом Доминго подарил мне эмблему цирюльни — медный тазик, такой же послужил Дон-Кихоту шлемом Мамбрино.

Это был поистине бесценный подарок.

Вот он…

Рядом с тазиком на стене висела старая сбруя с позеленевшими от времени медными бляхами. Я спросил художника, откуда этот сувенир.

— В доме Каталины, — рассказывает Бродский, — где женился Сервантес, теперь живет простая испанская семья. Они свято берегут дом в первозданном виде.

Хозяин дома, узнав, что я художник из России, подарил мне «сбрую Росинанта», а впрочем, если говорить точнее, сбрую мула, правда, XVI века.

Мне довелось познакомиться еще с одним сервантистом — Анхелем Лихеро Мостоли, владельцем скобяной лавки. Голубоглазый, румяный, полнокровный, бурного темперамента, мажорный, он чем-то был похож на Санчо Пансу…

Когда я пришел к нему, он тут же пригласил меня зайти за прилавок в маленькую каморку, где стал открывать одну за одной папки, исследования жизни и творчества Сервантеса, которые он публикует в разных странах мира.

Должен признаться, что в современном западном мире, сложном, полном социальных контрастов и прагматизма, такие, подобные ламанчским, встречи с чуткими, умными и на первый взгляд даже чуть чудаковатыми людьми, влюбленными в старину, романтику своей земли, в классиков своей культуры, оставляют глубокое, неизгладимое впечатление.

Все это было очень волнующе и незабываемо.