Мастера иллюзий

— Вобер осматривал собор, но не смог впоследствии помешать взрывникам. Однако как-то воздействовал на людей, те покинули храм перед терактом. Я не знаю, кто и почему собрался разрушать святыни в разных странах, но Вобер это отчетливо представляет, раз улетел с Любимовым в Париж, где запланирован следующий взрыв. По информации "Сигмы" возвращается Артем завтра. Надеюсь, Вобер будет с ним, так как художник его чем-то заинтересовал. Предлагаю встретить их и попросить ответить на интересующие нас вопросы.

— Согласен, — сказал Лебедев. — Но как я понял, Вобер с легкостью меняет облик. Как мы его узнаем?

— С помощью этого, — ответил Мурзин и бережно достал из кармашка папки очки с одним стеклом.

* * *

Париж. Авеню Рей. Дом Вобера.

…На кухне что-то шкворчало, гремели сковородки, по дому витал запах блинов и жареного мяса, что живо напомнило Артему воскресное утро у родителей. Он умылся и сделал короткую зарядку. За ночь тело отдохнуло, голова стала ясной, и Артем с предвкушением новых чудес думал о новом дне в новой реальности.

Попивая кофе, Вобер сидел на высоком стуле и читал газету. Около плиты суетился толстячок в одеянии повара. Лопатка ловко подхватывала свежий блин, сверху точно по волшебству появлялась начинка из жареного фарша, получившийся конвертик прыгал в тарелку, а на сковородке уже пеклась новая порция теста. Заметив Артема, Клод улыбнулся.

— А, вот и наш соня проснулся! Я, кстати, уже успел съездить в комиссариат, где передо мной извинились за причиненное беспокойство и задали кучу глупых вопросов. Артем, познакомься, это Луи — мой повар и по совместительству садовник.

— Очень рад! — сказал толстячок по-русски с небольшим акцентом и, вытерев руки полотенцем, поздоровался с Артемом. — Гости у нас бывают редко, а Клод даже не предупредил, что вернется не один, и я не успел приготовить что-либо стоящее.

— Пустяки, мне сразу вспомнился дом. Моя мама пекла блины каждое воскресенье.

— Прекрасные традиции в России! Садитесь. Чай, кофе?

Луи бесцеремонно подвинул газету и выставил на стол молочник, полную тарелку тугих поджаристых блинчиков, кофейник и чашку с блюдцем. Артем с удовольствием приступил к еде, а Луи, понаблюдав за ним некоторое время, спросил:

— Вы когда-нибудь жили в отелях?

Артем мотнул головой, пережевывая очередной вкуснейший блин.

— Там ужасно кормят! — заявил Луи.

Вобер захлопнул газету и отставил чашку.

— Не начинай снова, мы уже всё обсудили.

— А вот и нет! Глупо мыкаться по съёмным клетушкам, когда у вас есть прекрасный особняк. Тем более заставлять делать это молодого человека из другой страны. Разве так принимают гостей? — спросил Луи и вновь наполнил чашку Клода. — Авеню Рей благополучный район, грабители забрели сюда по ошибке. Тем более, когда я утром шел к вам, то видел патрульный автомобиль на выезде и вообще, я не припомню, месье, чтобы вы кого-то боялись.

— Бояться и опасаться — разные вещи.

— Обязательно покажите месье Артему Париж, — продолжил Луи, словно и не слыша реплики Вобера. — Я в магазин, приготовлю на обед нечто действительно вкусное.

Толстячок снял фартук, колпак и вышел с гордо поднятой головой. Улыбнувшись, Вобер произнес:

— Вот так всегда.

— Он хороший повар, — сказал Артем, расправившись с последним блином. — Кстати, я хотел спросить тебя о фотографии, там, на тумбочке.

— А, это где я на скачках вырвался вперед?

— Нет, это где ты во дворце спрятался назад.

— Ну, рано или поздно всё равно придется рассказывать…

— Точно. Я так подозреваю, снимок настоящий?

— Конечно. Это церемония, на которой преемник хана Нурхаци Абахай провозгласил себя китайским императором и переименовал маньчжурскую династию в Цин, что значит "светлая".

— Ничего себе! А ты-то что там делал?

— Служил у Нурхаци советником и помогал ему свергнуть режим династии Мин. Их войска успешно отражали все походы хана, но мне удалось найти несколько слабых мест в Великой китайской стене.

— Не могу поверить… Клод, скажи честно, сколько тебе лет?

— Ммм, сегодня я отлично выспался и чувствую себя годков на тридцать.

— Издеваешься?

— Вовсе нет. Когда путешествуешь по другим отражениям, перехитрить природу еще можно, но обмануть совсем — нельзя. Другая система измерений исподволь действует на организм, вмешивается в механизм деления клеток, и в один прекрасный день de actu et visu* ты замечаешь, что перестал стареть и даже помолодел. Возможно, меня уже и человеком назвать нельзя.

— Ничего подобного, — сказал Артем и отхлебнул кофе. — Ещё как можно.

— Спасибо, успокоил, — хмыкнул Вобер. — Ну что, ты готов к прогулке на остров Сите?

— Готов. Последний вопрос: когда ты родился и где?

— Это два вопроса, мой дорогой, но я, так уж и быть, отвечу на оба. Моя родина — Флоренция, а когда… хм, точно уже и не помню. Как я тебе говорил, время в разных отражениях течет по-разному: ты отсутствовал всего день, а здесь прошел целый год. В голове всё перемешивается… скажу так: первые отчетливые картинки моя память запечатлела в доме одного господина, где моя мама работала натурщицей. Прекрасно помню интересные и необычные игрушки, коими меня занимали.