Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить

Последний раз Фрэнк Мастерс по-настоящему общался со старшим сыном во время визита в школу Лоренсвилля в Нью-Джерси – это была частная школа-интернат между Принстоном и столицей штата Трентоном. В юности Фрэнк Мастерс сам учился в этой школе, но решение послать туда сына приняла Эстабрукс Мастерс, чтобы вырвать своего ребенка из лап отца. Салли Мастерс, двоюродная бабушка Билла, оплатила его обучение в знак признательности за то, что дед Билла проявил щедрость, несколько лет назад одолжив ей денег на открытие частной школы для девочек из состоятельных семей в Доббс-Ферри, штат Нью-Йорк. В четырнадцать лет Билл уехал из дома в Канзас-Сити и вместе с отцом отправился поездом в долгий путь до Лоренсвилля. Они останавились в Нью-Йорке, там отец водил его по знаменитым ресторанам и впервые показал ему бродвейское шоу. Биллу понравились проведенные в большом городе выходные, а великодушие отца его удивило. «Меня не покидало ощущение, что вот-вот разразится какая-то буря», – позже вспоминал он.

В поезде на полпути к Трентону Фрэнк Мастерс решил выполнить еще один отцовский долг – поговорить с сыном о сексе. «Ты знаешь, что женатые люди занимаются некоторыми интимными вещами, о которых большинство людей почти ничего не знают и не понимают», – начал Фрэнк. Сын внимательно слушал, а Фрэнк краснел и потел. Рядом в вагоне сидела женщина с дочерью – она обернулась и всем своим видом давала понять, что лекция Фрэнка ее тоже смущает. Но он продолжал. «Он имел крайне неправильное представление о многих аспектах поднятой темы, но был так твердо и однозначно уверен в своих познаниях, что выражал свои убеждения с редкой горячностью, – вспоминал его сын уже взрослым. – Я до сих пор не понимаю, что именно он пытался до меня донести».

По прибытии в Лоренсвилль Фрэнк Мастерс показал сыну свои родные пенаты. Они явились в кабинет декана, тот пару минут с ними побеседовал и пожелал Биллу удачи в новой школе. А прежде чем отправиться обратно в Канзас-Сити, Фрэнк Мастерс впервые угостил сына «джиггером» – смесью мороженого и разных сладостей, лакомством времен своей юности. «Я решил, что “джиггер” – это такая оливковая веточка в знак примирения с его стороны, – писал позже Билл. – Как же я ошибался». Вместо этого по пути к вокзалу Фрэнк вдруг остановился и сообщил сыну, что изгоняет его. Поскольку тетя Салли в ближайшие четыре года должна была оплачивать учебу Билла, отец заявил: «Мой долг по отношению к тебе полностью выполнен». Отец обещал присылать деньги, чтобы Билл мог приехать на Рождество домой, но не более того. Он запретил обращаться за помощью к матери или другим родственникам. «Пора тебе самому позаботиться о себе», – сообщил Фрэнк своему юному сыну. Он ушел не прощаясь, и той ночью Билл плакал, пока сон не одолел его.

В Лоренсвилле Билл проявил непоколебимую самодостаточность, с головой уходя в энергичные виды спорта вроде футбола, а также просиживая бесконечные часы в библиотеке – привычка, которой он не изменял ни в колледже, ни в медицинской школе. «Меня не считали замечательным учеником, так что мне нужно было больше времени на учебу, чтобы куда-то пробиться», – говорил он. В Лоренсвилле Билл подружился с другими ребятами, в том числе с Карлтоном Пейтом, чьи родители пригласили его в гости на День благодарения в Нью-Йорк. Миссис Пейт, чуткая женщина, поняла, что Билл страдает. Он вспоминал, как она спросила его об отношениях с отцом: «Я был перед ней полностью открыт и честен, и когда до конца рассказал ей свою мрачную историю, у нас обоих в глазах стояли слезы».

Перед Рождеством отец прислал Биллу письмо и немного денег, которых должно было хватить на поездку из Трентона в Канзас-Сити и обратно. За время его отсутствия ничего не изменилось. «Отец не обращал на меня особого внимания, пока я был на каникулах», – писал он. Из-за такого противостояния Билл, к ужасу матери, сообщил, что уедет сразу же после Рождества и не останется отмечать свой пятнадцатый день рождения 27 декабря. «Я просто осознавал, что мне особо нечем отомстить отцу, – пояснял он спустя годы, признаваясь в своей озлобленности. – Я принимал перчатку, брошенную им, когда он сказал, что семья больше не будет меня поддерживать».

Эстабрукс Мастерс умоляла сына передумать. Когда отец Билла ушел на работу, они долго гуляли вместе. «Она пыталась рассказать, как отец ко мне относится, – писал Билл. – Но на самом деле у нее не было никакого объяснения ни его жестоким побоям, ни его поведению». Биллу было жаль мать, томившуюся в заточении в жестком и гнетущем мире его отца. «У меня было две матери», – рассуждал позже Билл. Одна часть Эстабрукс оставалась для своего сына полной сочувствия мамой, которая изо всех сил старалась по-настоящему заботиться о нем. Вторая же была, по словам Билла, «женой отца» – в большей степени преданной прислугой, чем самостоятельной личностью, – женщиной, которой указывали, что делать и когда делать. Несмотря на уговоры, сблизиться с сыном ей так и не удалось.