Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить

Эдна, живущая на ферме в пяти милях[3] от центра пыльного городка с несуразным названием, отчаянно нуждалась во внимании и общественной жизни. Раз в месяц миссис Эшельман и миссис Гаррет, а с ними и другие матриархи Голден-Сити поочередно собирались друг у друга дома – разговаривали, делились сплетнями и наслаждались женской компанией, которую не так часто удавалось собрать жительницам равнины. «Эдна была более легкой на подъем [чем Гарри], более амбициозной в личном и семейном плане, – рассказывала Изабель Гаррет-Смит. – Она так гордилась Мэри Вирджинией. Она хорошо ее воспитала». Хотя ее муж стал демократом «Нового курса», отреагировав на политику гувервиллей по всей стране, Эдна решила самореализоваться в Республиканской партии. «Она всю жизнь пыталась выделиться», – объясняла Вирджиния. Политика внесла оживление в довольно скучную жизнь на ферме Эшельманов. Но никто не ощущал изоляцию так остро, как Мэри Вирджиния. Старая груша позади фермы стала ее читальным залом, и в хорошую погоду она сидела там, листала Библию или припрятанные от матери романы и мечтала о незнакомом ей мире. «Играть было не с кем, – вспоминала она, – так что я просто наблюдала за людьми. Мне всегда было интересно, как они живут. Мои бабушка, дед и прочие взрослые родственники приезжали к нам, и я постоянно просила их рассказать о своем детстве. Мне нравилось слушать о чужой жизни – наверное, потому, что я была в семье единственным и поэтому одиноким ребенком».

Как-то летом Мэри Вирджиния целую неделю гостила у старшей сестры Эдны, и та позволила ей побродить по ее просторному дому. В одном из шкафчиков она нашла личные вещи своей тети, в том числе и стопку писем, написанных мужчиной, руководившим частной школой для мальчиков в предгорьях Миссури. Согласно семейным преданиям, ее тетя, которой тогда было за сорок, чуть не вышла за него замуж. Мэри Вирджиния узнала, почему свадьба не состоялась. «Я нашла эти чудесные любовные письма, перевязанные лентой, полные страсти, которую я не забуду до конца своих дней, – рассказывала она. – Но вот что оказалось: от него забеременела какая-то девушка из их города, и с тех пор тетя с ним не разговаривала. Она его бросила и так никогда и не вышла замуж. Вот какая потрясающая драма».

Подобные тайные истории об опасностях плотской любви, безусловно, повлияли и на то, как Эдна воспринимала зарождающуюся сексуальность ее дочери, и на ее желание оградить девушку от любого искушения. «Со мной никогда не говорили о менструации и подобных вещах, – признавалась Вирджиния. – Все сексуальное жестко отрицалось. И не обсуждалось». Разумеется, на ферме, населенной лошадьми, свиньями и другими теплокровными животными, было сложно, если вообще возможно, избежать горячих проявлений реальности жизни. Историки Озарка, этого покрытого лесом плато посреди прерий, подтверждают непристойный образ фермерской жизни. Игнорируя Священное Писание, некоторые сельские жители, например, практиковали свои собственные языческие обряды в 1980-х, совокупляясь прямо на полях, чтобы обеспечить хороший урожай. «Я росла и узнавала, насколько женщины боятся беременности или статуса городской проститутки», – вспоминала Вирджиния. По словам гробовщика Лоуэлла Пью, который также спорадически вел историю этого города, среди ровесниц Мэри Вирджинии из Голден-Сити были целых три «ночных бабочки», весьма процветавших в Канзас-Сити.

Уходить от обсуждения интимной близости стало все сложнее, когда мать внезапно забеременела и родила мальчика, Ларри, спустя двенадцать лет после рождения Мэри Вирджинии. Тем не менее Эдна решила, что все уроки сексуальности – как и все важное, чему она учила дочь, – будут проводиться на ее условиях. Однажды вечером, перед сном, когда Вирджиния читала книгу, к ней в комнату вошла мать. Ее узкое лицо выражало обеспокоенность. Мама что-то бормотала о сексе, пользуясь эвфемизмами и витиеватыми фразами. «Я была очень юной, когда она пыталась рассказать мне о беременности и о том, как она возникает, – рассказывала Вирджиния. – Но ей не удалось сказать ничего внятного». Юная Мэри Вирджиния слушала молча, но невнимательно.