Мастера советского романса

Это ощущается и в отдельных деталях гармонического языка (фригийские обороты, последовательность D - S), и в полифонизированной фактуре, а прежде всего - в характере мелодии, очень простой и строгой, близкой к старинным французским песням (например, к уже упомянутой «Паване»).

Куплетность «Баллады» не препятствует ей быть очень цельным произведением крупной формы , что достигнуто очень простыми средствами. Каждый куплет

«стр. 132»

представляет собой двухчастную форму «открытого типа», так как вторая часть заканчивается на доминанте, что создает импульс для продолжения. Третий куплет (рассказывающий о подвигах рыцаря в Палестине) довольно сильно варьирован, скромная (в основном четырехголосно-аккордовая) фактура сопровождения сменяется пышным и торжественным (несколько органного характера) изложением фортепианной партии. Четвертый куплет представляет собой как бы репризу: возвращается первоначальный тип изложения, но повторяется только первая часть, которая уже не модулирует в параллельный мажор, а завершается в основной тональности.

Так создается очень цельная и законченная форма с кульминацией в третьей четверти и репризой.

«Баллада о рыцаре бедном» - одно из лучших произведений Ан. Александрова, и нельзя не пожалеть, что она осталась почти незамеченной исполнителями, хотя могла бы стать украшением их концертных программ.

Таким образом, линия продолжения классических традиций, скромная и малозаметная в начале творческого пути композитора, постепенно развиваясь, приводит в 1950 году к очень яркой кульминации в пушкинских романсах ор. 68. Однако развитие этой линии больше говорит о крепнущем мастерстве, о еще более глубоком проникновении в сущность поэтического первоисточника, чем о каких-либо принципиально новых чертах творчества.

Новые качества появляются в лирике Ан. Александрова в годы войны, когда в его творчество, как и во всю советскую музыку, властно входит тема современности. Так зарождается «третья линия» в его творчестве, развивающаяся в тесном переплетении с другими, уже окрепшими. В годы войны Ан. Александров выступил с очень оригинальным произведением: вокальной сюитой «Три кубка» на слова Н. Тихонова.

Стремление раздвинуть рамки сольной вокальной музыки, вывести ее за пределы «камерности» было в годы войны присуще очень многим композиторам. Развивается форма драматической баллады, сюжетно объединенного вокального цикла, вообще крупные формы вокальной музыки. У Ан. Александрова это общее для тех лет стремление соединилось с его давним тяготением

«стр. 133»

к «поэмности» в романсе, проявившейся еще в «Александрийских песнях». Но теперь это стремление смогло полноценно реализоваться, потому что композитор обратился к теме, естественно, требующей широких масштабов, грандиозности.

В сюите Александрова нет повествования о каких-либо конкретных событиях. Стихи Н. Тихонова - это как бы речь оратора, провозглашающего три тоста: за счастье родимы, за месть врагам, за мир и братство всех народов земли. Композитор находит для этих стихов особую манеру музыкальной декламации: патетическую, ораторски приподнятую, активно убеждающую слушателя. Широкие «восклицательные» интонации, использование высокого регистра голоса певца - все эти приемы роднят сюиту Александрова со многими произведениями советских композиторов, близкими по жанру и по времени создания. Но далеко не всем удавалось достигнуть при этом и музыкальной завершенности, обобщенности образа. В сюите же Александрова это достигнуто. Музыка не только хорошо передает содержание и особенности стихотворения, но она поднимает его, придает ему обобщающую силу. Если в стихах многое явилось данью времени их созданья: неизбежное упоминание Сталина, призыв к ненависти (вспомним, как было популярно тогда стихотворение К. Симонова «Убей его»), то в музыке звучит прежде всего тема любви к родине, вера в грядущее счастье. Не случайно, что именно для «первого кубка», для слов

Любви поднимем кубок пенный

За счастье всей земли родной -

композитор нашел наиболее яркий музыкальный образ, повторив его и в фортепианном заключении первой части:

«стр. 134»

Эта же музыка повторяется и в заключении всей сюиты.

Значительность этого музыкального образа, полного большой внутренней силы и уверенности, можно вполне оценить, только вспомнив, что писалась сюита в самый трудный для советского народа год, когда по вполне естественным причинам трагедийные образы скорби и страдания оказывались в нашем искусстве сильнее и ярче, чем образы, утверждающие жизнь. Немало и тогда создавалось произведений с «оптимистическими» финалами-апофеозами, но лишь в очень редких случаях они звучали естественно. И потому сюиту Александрова можно поставить в один ряд с лучшими произведениями военного времени, отразившими в художественной форме замечательные духовные качества советского народа.