Мастера советского романса

Заключительный терцет «Счастье» очень ярко контрастирует терцету «Зима». Это сочная жанровая картинка: жена старого сапожника рассказывает о счастье и довольстве, пришедшем в ее семью. Рассказ лишен какой бы то ни было значительности, он подчеркнуто прост, житейски будничен. Облик старой женщины, ее простодушная радость, характерная торопливость речи переданы композитором с почти сценической яркостью.

«стр. 271»

Отметим, что наряду с явной и преобладающей тенденцией - приближения к оперному стилю - в цикле есть и ряд приемов, типичных в большей мере для инструментальной музыки. Таков, прежде всего, прием объединения частей цикла общим тематическим материалом, получающим всякий раз новое выразительное значение благодаря контексту, ритмическому или гармоническому варьированию. Но здесь мы имеем дело именно с синтезом вокального и инструментального начала, а не с простым перенесением уже хотя бы потому, что сами-то лейтмотивы имеют вокальное, иногда даже вокально-речевое происхождение.

Вызвавший огромный интерес цикл Шостаковича «Из еврейской народной поэзии» несколько заслонил (и не вполне справедливо!) последующие работы композитора в камерно-вокальном жанре: цикл испанских песен» (на народные мелодии) и «Пять романсов» опус 98 на слова Е. Долматовского.

Цикл «Испанских песен» стоит несколько в стороне от темы настоящей работы. Однако он, как появившиеся в годы войны обработки Шостаковичем английских народных песен, имеет значение для всего творчества композитора как свидетельство его интереса к народно-песенному искусству и пример очень бережного, строгого отношения к его образцам. Отметим еще, что Испания, представленная в сборнике песен Шостаковича, - совсем не традиционная Испания: без болеро и хабанер, без кастаньет и тамбуринов. Это лирика Испании, и в каком-то смысле обработки IIIостаковича можно сравнить с циклом «Испанских песен» Гуго Вольфа.

В «Пяти романсах» на слова Долматовского заметна тенденция к нарочитому самоограничению не только в отношении фактуры (что имелось и в английском» цикле в сочетании с очень большой утонченностью интонационного и гармонического языка), но и в мелодии, гармонии, форме.

«Пять романсов» - это пять страниц лирического дневника, простой рассказ о любви. В музыке этих романсов нет широкого разлива эмоций, лирическое высказывание отмечено необычайной сдержанностью, за которой угадывается большая сила и чистота чувства. Форма, гармония, фактура предельно просты, лишь

«стр. 272»

кое- где отдельные острые «зазубринки» нарушают непривычную для Шостаковича гладкость музыкальной речи, давая почувствовать индивидуальный почерк композитора.

Так, например, в широко напевную, «шубертианскую» мелодию романса «День радости» неожиданно вторгается тихий, торопливый любовный шепот:

Все сбудутся мечты! Конечно, сбудутся!

А наши горести? А горести забудутся!

Самое большое достоинство цикла - это удивительная естественность интонации, на которой сосредоточено основное внимание композитора. Некоторые фразы «сказаны» так, что их музыкальное решение представляется единственно возможным. Так, например, в первом же романсе внимание невольно останавливается на фразе, возникшей из широко распетой «речевой» мелодии:

Эта же интонация повторяется и в романсе «День признаний» (на словах «Большая дорога пред нами открылась»), а в романсе «День обид» мы также слышим ее вариант (на словах «да будут священными чистые чувства»).

Нельзя пройти мимо привлекательного своей особенной скромностью и чистотой романса «День воспоминаний». В соответствии со словами («была такая песенка одна»), в партии фортепиано все время звучит простенький и наивный мотив, придающий ей особенную, хрупкую и трогательную прелесть;

«стр. 273»

В сущности, здесь повторен прием, использованный в «Песне девушки» из цикла еврейских песен. К сожалению, этот романс, как и весь цикл, очень проигрывает благодаря неуклюжему, непоэтическому тексту Е. Долматовского, не давшего себе труда довести до настоящего художественного уровня интересный замысел.

Вслед за циклами опус 79 и 98 появился вокальный цикл «Сатиры» на слова Саши Черного (опус 108), стилистически продолжающий линию музыкально-речевых исканий, но в то же время совсем новый, неожиданный по своим заостренным, пародийно преувеличенным интонациям.

Цикл вызвал много споров: самое обращение к сатирическим стихам дореволюционного поэта-«сатириконца», злободневным в свое время и именно потому устаревшим, казалось многим по меньшей мере дискуссионным. Жанр сатиры исключает ретроспективность, и потому естественно встает вопрос: против чего направлены «Сатиры» Шостаковича? Верное решение этого вопроса дал, с нашей точки зрения, М. Сокольский в статье «Шостакович смеется» [1].

Если не понимать содержание сатир слишком прямолинейно (против чего автор предостерегает в первом номере цикла - «Критику»), то обобщенное его

[1] См. «Известия» от 3 сентября 1962 года.

«стр. 274»

содержание, направленное против мещанства и пошлости, остается актуальным и поныне.