Мастера вызывали?

Он развязал отца и, одевшись, вышел на кухню приготовить завтрак.

Николай Афанасьевич, кряхтя, поднялся с раскладушки, размял приседанием ноги и заворчал:

– Ишь, как с отцом обращается. Никакого уважения. Ох, что-то я опять разволновался, того гляди – паралич последнюю руку разобьёт. – Он пошарил в кармане широких брюк. – Где же оно? – и ничего не найдя, переключился на второй карман, но и тот его ничем не порадовал. – Куда же оно запропастилось? Так ведь и пропасть с горя можно. – Он похлопал себя по бокам и от радости даже вскрикнул: – Вот она, родимая! Ишь, куда запропастилась. Ну ничего, «лучше поздно, чем никогда» – сказала бабка, когда помер дед, – с этой прибауткой Николай Афанасьевич извлек из-под рубахи небольшую зелёную бутылочку с надписью «Лосьон огуречный». – Да простит меня Дарья Даниловна. – Он опустошил пузырек и, успокоив нервную систему, заворчал: – Он меня, видите ли, – учит. А я вот возьму и не пойду на массаж или убегу в другой город и поминай как звали… – но при последних словах Николай Афанасьевич смолк и насупился. Куда ему бежать теперь, старому да однорукому, кому он нужен. Он вздохнул и осторожно выглянул в кухню, но тут же пришлось спрятаться: там сын в тактичной, вежливой форме запугивания давал наставления хозяйке квартиры.

– Поймите меня правильно, Дарья Даниловна, я не против хорошего застолья среди старых друзей, но времена сейчас не те, мы боремся с пьянством и объявляем ему непримиримый бой. Вся общественность стоит именно на этих позициях, а вы не хотите перестраиваться по новому. Я на вас не донесу, но заглянет сюда кто из соседей, по нюху сразу определит, чем вы занимаетесь или заметят, с каким блеском в глазах выходят от вас люди. Скажут – она спаивает народ, а за это может быть срок.

– Да? – Дарья Даниловна озадаченно подперла пухлой рукой двойной подбородок. – И срок могут дать? Что ж так строго? Как же тогда праздники справлять, гостей принимать?

– Покупайте электрический самовар, пеките пироги – и будут ваши гости не менее довольны.

Хозяйку он оставил в глубокой задумчивости, впрочем, как и отца.

Глава 8

На заводе Сергей сразу же окунулся в деловую атмосферу и временно забыл о семейных неурядицах.

Приближался конец месяца, цех жил напряженной жизнью, точнее – лихорадочной, потому что как всегда в начале месяца не хватало деталей, а в конце месяца – времени, чтобы пустить их в оборот. Ему и самому пришлось «подключиться» к паяльнику, чтобы приблизить выполнение плана к намеченному. Работая над схемой, он мельком бросил взгляд в сторону стеклянной перегородки, за которой обычно сидели Рыкунов и его зам – Крабов. Один в этот момент лениво зевал, изнывая от скуки, второй, надвинув на глаза очки, вот уже четвертый час рассматривал буквы в справочнике. Сергеи, нахмурясь, опять уткнулся в схему. Но его мнению, когда план, «горит», начальство обязано само принимать непосредственное участие в ликвидации прорыва, раз не способно организовать нормальную плановую работу. Но, к сожалению, это было только его личное мнение, и поэтому начальник и заместитель скучали за стеклянной перегородкой в ожидании выполнения плана.

Понимая, как тяжело томительное ожидание, Лыкова – одна из монтажниц цеха, добровольно принявшая на себя полномочия неофициальной секретарши – чисто из сострадания, чтобы начальство не уснуло, дважды до обеда и раз после обеда заваривала крепкий чай и носила его Рыкунову и Крабову в «аквариум», как называли их кабинет. Естественно, что такая забота была не бескорыстна, но в чём тут дело, молодой мастер пока не улавливал и только следил за каждым её шагом. При всей своей сообразительности он никак не мог понять, наблюдая за работой Лыковой, как это при такой болтливости, частых отлучках с рабочего места и природной медлительности ей удаётся выполнять и перевыполнять план. Он работал быстро, но всегда оказывалось, что делал меньше, чем она.

Вот и сейчас, во второй раз, с обворожительной улыбкой она вплыла за стеклянную перегородку с подносом в руках и внесла свежую, горячую струю в работу руководящего состава. Спустя несколько минут Рыкунов схватился за телефон, откуда-то позвонили, испортив чаепитие. Трубку он поднял с недовольством на лице, но сообщение оказалось приятным, потому что мимика его изменилась на противоположную, он просиял и вслед за этим по селектору раздалось:

– Торбеев, зайди ко мне.

Сергей шёл раздраженный и думал: «Только от дела отвлекают. Нет, чтобы самому подойти, сказать, что надо, дорога каждая минута».

– Торбеев, радуйся, – провозгласил начальник, как только Сергей очутился в «аквариуме». – Сейчас пойдём в бухгалтерию за деньгами. Твою рационализацию оплатили.

– Надо Степанову позвонить, – напомнил Крабов.

– А Степанов при чём тут? – не удержался рационализатор: о нём ранее не упоминалось, кроме тех, с которыми он уже примирился.

Начальник покачал головой неодобрительно.

– Дотошный ты чересчур… Степанов два раза к директору за подписями ходил, думаешь, так легко протолкнуть твоё предложение? Сто подписей собери и за каждой раз десять побегай.