Мастерица провокаций, или Одной ночью перечеркнуть все в жизни мужчины

Ведь всего несколько дней назад у меня был муж. Любимый человек. Восьмилетний Сашка и пятилетняя Катенька мирно спят в своих кроватках, а когда проснутся, спросят меня, когда вернется любимый папочка. Когда я забеременела Сашкой, мой супруг плакал от счастья и буквально всю беременность носил меня на руках. «Еще дочка — и считай, что ты отстрелялась», — постоянно говорил мне любимый, пока подрастал Сашка. И скоро я «отстрелялась», а как же иначе!

За мной и Катенькой муж приехал на белоснежном длинном лимузине. На глазах у всего роддома он торжественно посадил нас в машину и отвез в новую, только что отремонтированную квартиру. А дальше… Шикарный ужин при свечах, шампанское, икра и легкая музыка… Мы лежали в объятиях друг друга и рассуждали, какая на нас теперь лежит ответственность за двоих беззащитных крошек.

Мы любили друг друга, но никогда не говорили о наших чувствах вслух. Костик просто старался, чтобы мы ни в чем не нуждались, а я создавала домашний уют в нашей семейной гавани. У нас не было не то что ссор, даже размолвок. Иногда Костик нежно обнимал меня за плечи и лукаво спрашивал: «Светка, а ты хоть ревновать-то умеешь?» Я удивленно пожимала плечами: «Зачем?» — «Ну мало ли, а может, я загуляю?» — буквально корчился от смеха Костик. «От таких женщин, как я, не гуляют, — самоуверенно заявляла я, слепо веря в то, что говорила. — И вообще ревнуют только те, у кого есть комплекс неполноценности, а у меня его нет. Я самодостаточная женщина».

Мы прожили вместе ровно десять лет. В этом году была бы круглая дата. До нее мы не дотянули совсем немного — каких-то полтора месяца. А самое главное, что за всю супружескую жизнь у меня не было ни одного — да, да, ни одного! — греха. Понятно какого. Я не изменила своему мужу ни разу. Наверное, это покажется смешным, но я вышла замуж девственницей. Тогда мне было восемнадцать. До Костика у меня были, конечно, поцелуи на лестничных клетках, крепкие объятия, но дальше этого дело не шло. Я была несовременной и именно этим оказалась притягательной для Костика. Если нам дается всего одна жизнь, значит, нам дается всего один мужчина. Именно так считала я и старалась следовать этому правилу.

Все эти годы я считала себя счастливой женщиной, которая пусть и не сделала блестящей карьеры, не получила хорошего образования, но состоялась в семье. Ведь состояться можно не только в работе. Изо дня в день я занималась воспитанием детей, отводила их в школу и детский сад, затем встречала, кормила, делала с ними уроки, гуляла во дворе или ближайшем парке, готовила вкусный ужин и ждала мужа с работы. И так каждый день… И так изо дня в день. Теперь я делаю все то же самое, правда, с трудом и мокрыми от слез глазами… Потому что мне больше некого ждать с работы. Некого! Никто не позвонит в мою дверь, не поцелует в щеку и не наденет домашние тапочки, которые я аккуратно ставлю у самого входа. Никто не ляжет со мной на кровать, не включит телевизор и не будет рассказывать мне о том, как прошел рабочий день.

Моя кровать совершенно пуста, я уже успела спрятать вторую подушку в шкаф… В ней больше нет необходимости. По ночам я искала рукой родное тепло и, не найдя его, заходилась рыданиями. Очень тяжело привыкать спать одной, если целых десять лет ты спала в кровати с любимым. Нам было хорошо вместе, мы очень привыкли друг к другу, а привычка, как известно, вторая натура.

Закрыв кухонную дверь, я открыла окно, достала пачку сигарет и закурила. Это были его сигареты…

По вечерам он садился у окна, наливал чашку чая и закуривал. Я пристраивалась рядом и постоянно сетовала на то, что в квартире находятся дети, что надо бросать курить и не доставлять неудобств своим близким. Тогда я ругалась, а теперь закурила сама. Бог мой, кто бы мог подумать, что я когда-нибудь закурю?

Я вспомнила тот страшный день… Костик, как всегда, пришел с работы, я протянула ему домашние тапочки, но отметила что он как-то необычно нервен. К нему радостно бросились дети, но он выпроводил их в детскую, сказав, что папе и маме надо поговорить. Я вытерла руки о фартук и убежала на кухню дожаривать пышные оладьи, крикнув Костику на ходу, что мне нужно ровно десять минут.

Но Костик сказал, что он не голоден, а от жареного теста у него появляется изжога. Я решила, что у мужа неприятности на работе, что он просто не в духе и очень устал. И молча принялась дожаривать эти злосчастные оладьи, которые раньше Костик постоянно нахваливал и поглощал в неимоверных количествах. Я надеялась, что сейчас муж успокоится, переоденется, зайдет на кухню, как всегда, поведет носом и восторженно скажет, как же ему повезло с женой, потому что ни одна женщина на земле не сможет испечь такие оладьи, какие получаются у меня. Но Костик не переоделся. Он буквально влетел на кухню, выключил плиту, схватил сковородку и злобно выкинул оладьи в мусорное ведро.

У меня загорелись щеки, словно я стояла на двадцатиградусном морозе без одежды, и застучало в висках.

— Кость, ты что? На работе что-нибудь случилось?

— Нет, дома! — заорал Константин и шарахнул кулаком в стену.