Мастеровой (СИ)

Подождав, пока главные лица сядут, дамы и их спутники стали занимать места за столами. Полина и Алевтина оказались рядом – так сами захотели. Засновали официанты, разливая по бокалам вино и предлагая кушанья. Полина склонилась к уху подруги.

– Что это было, Аля?

– Варя вручила Федору букет, – ответила Алевтина. – Ты же видела.

– Так неловко! Едва не упала.

Подруга рассмеялась.

– Варя пробежит по жердочке над ручьем, не замочив подола. Я ее с детства знаю. Это все нарочно. Упасть она просто не могла – Федор не позволил бы. У него сильный дар – Варя говорила. Она учит его им пользоваться.

– Для чего ж тогда?

– А ты глянь! – сказала Алевтина. – За столом Варя сидит рядом с Федором. А ведь место другой предназначалось. Только кто ж противится выбору героя? Так вот, дорогая…

Их разговор прервал предводитель дворянства. Встав, поднял бокал:

– За здоровье его Императорского Величества Георгия Александровича!..

Два часа спустя, генералы и предводитель, оставив гостей веселиться, поднялись в кабинет хозяина. Там сели в кресла. Лакей подал им бокалы с коньяком.

– Что это было, Алексей Александрович? – спросил губернатор, пригубив ароматный напиток. – Я о казусе с барышней.

– Проявление дара, – ответил предводитель. – У нашего героя он чрезвычайно сильный.

– Да уж! – согласился губернатор. – В этой барышне пуда три. Он же ее словно перышко… Но откуда дар? У приютского сироты?

– Я сейчас вам кое-что покажу, – сказал предводитель и велел лакею: – Тимофей, подай мне иллюстрированный Гербовник. Том, что на букву «Л».

Лакей достал из шкапа и принес ему толстую книгу в сафьяновом переплете. Предводитель стал ее листать. Найдя нужное, поднял взгляд на гостей.

– Глядя на Кошкина, все не мог понять, на кого он похож. Но потом вспомнил. Смотрите! – он протянул книгу губернатору. Тот взял и стал разглядывать фотографию, напечатанную на странице. Затем передал книгу начальнику завода. – Как одно лицо, – сказал предводителю. – Удивительно.

– Согласен, – подтвердил Кун. – Значит вы считаете…

– Светлейший князь Лопухин-Демидов, Николай Петрович, – подтвердил предводитель. – Ныне покойный. Я его хорошо знал. Блестящий был офицер, Осененный с даром кинетика. Очень сильным, к слову. Не красавец, но женщинам нравился. Он ими тоже не пренебрегал, – Алексей Александрович улыбнулся. – В 1886 году, когда Кошкин появился на свет, был в самой силе. Как раз в то время с Николаем Петровичем и случился скандал – стало известно о его связи с родовитой дамой. Имя называть не стану, но, поверьте, шум был большой. Князь даже оставил Москву и переехал в имение в Киевскую губернию. Его возлюбленная постриглась в монахини. Говорили, что плодом их любви стал мальчик, но его никто никогда видел. До сегодняшнего дня.

– Вы уверены? – спросил Кун.

– Какие могут быть сомнения? – развел руками предводитель. – Одно лицо, один и тот же дар. А образование, о котором вы сказали? Три иностранных языка, замечательный изобретатель. Это, к слову, родовая черта Демидовых – великолепно разбираться во всем, что связано с железом. Полагаю, мальчика сохранили, дав ему отличное образование. Скорей всего, жил за границей. Признать его сыном князь не успел – скончался два года тому. Состояние перешло к родственникам, Кошкин оказался не у дел и стал пробиваться сам. У него это великолепно получилось.

– М-да, – сказал Кун. – Предположить не мог, что под моим началом окажется светлейший князь.

– Бастард, – уточнил предводитель. – Титула у Кошкина не имеется. Но не удивлюсь, если появится в скором времени. С таким-то даром! Только попрошу вас, господа, – он поднял палец. – Никому ни слова! Не стоит возбуждать лишних пересудов. Если Кошкин не хочет говорить о своем происхождении, значит, у него имеются причины.

Оба генерала кивнули. А виновник торжества, не подозревая о том, куда его только что записали, в это время сидел за роялем. Дамы попросили развлечь публику, пока лакеи убирают столы, готовя зал для танцев. Аккомпанируя себе, Федор пел:

То ли цвет черемух, то ли снег посыплется
На каштановые волосы твои.
Скоро время, зверь невидимый, насытится
И уйдет, оставив сердце без любви.
Потемнеет серебро, померкнет золото,
Поизносятся и вещи, и слова.
Из альбомов улыбнется нежно молодость,
И окажется, душа еще жива…

В этот раз у него выходило совсем не грустно. Впервые со дня возвращения в Тулу на сердце у Федора было спокойно и хорошо. «Шарман! Шарман!» – шептали окружившие рояль барышни, бросая неприязненные взгляды на Варвару. Та стояла ближе всех к кавалеру и, опершись на крышку рояля, не отрываясь, смотрела на него. А Федор пел: