- Ну что? - спросил Латун. - Такой подходит? Он будет первое время горячо любить ее. Потом остынет. Он ленив и эгоистичен, и это даст ей возможность забываться в работе на него и обогащать любовь содержательной материнской заботливостью... Свободное время у нее будет занято прочными формами постоянной и ровной ревности, окрашивающей жизнь и придающей ей животворящее беспокойство. Так или иначе, ей будет не скучно. Он гостеприимен, любит музыку. У них будут частые вечеринки с исполнением вокальных и музыкальных номеров... Ну, что ей еще нужно?
- Но будет ли она счастлива?
Латун опять вспылил, причем так сильно, что Капелов испугался и замер на несколько минут, пока не понял особым чутьем, что эти ссоры лучше всего способствуют сближению его с Латуном.
Действительно, наскоки на Капелова превращались у Латуна в привычку, и когда это не касалось трат дорогостоящих материалов, это доставляло ему какое-то воспаленное, нездоровое, но по-своему острое удовольствие.
- Это возмутительно! "Счастлива"?! Откуда эти слова? Из каких-то старых, заплесневелых романов? "Людмила, я счастлива!"-передразнил он кого-то, сделав отвратительную гримасу. - Она должна приехать к этой Людмиле в три часа ночи, на окраину города, в черном плаще, сообщить, что она бежала от мужа к любовнику, и броситься-обязательно "броситься" к ней с этим сакраментальным восклицанием: "Людмила, я счастлива!" Что за чепуха! Какое тут, к черту, счастье?! Где вы видели счастье?! Кто вам обязывался давать счастье?! Почему счастье?! И где у людей счастье?!! Что вы, с ума сошли, что ли?
Он даже остановился от раздражения и продолжал:
-Откуда счастье?! И что вы за ходатай о счастье для наших заказчиков? Вы, может быть, сами очень счастливы? Тот, который резал вашу шею, дал вам понятие о счастье? Почему вы обязаны давать больше счастья, чем его дает или не дает сама жизнь?! Вы серьезно думаете, что искусственные люди должны быть более счастливы, чем естественно рожденные?! Вы в своем уме?
Капелов не возражал. Он думал - с легкой грустью, говорившей о его природной добросовестности, - о том, что счастье есть и его надо давать людям.
Но он вдруг с грустью и тревогой задумался. Он вспомнил о том, что первые люди, сделанные Мастерской Человеков, будут иметь меньше шансов на счастье, чем последующие. И виноват в этом будет он, Капелов. Да, к сожалению, это так. Разве он не истратил на чудовище, на первого неудачного человека, столько основного эликсира - эликсира жизни?..
Ведь этот эликсир теперь водянист... Ведь сам Капелов дополнил израсходованную на чудовище часть соответствующим количеством обыкновенной воды!
Глава девятая
Кнупф не произносил слов зря. Это был серьезный человек. И если Латун утверждал с его слов, даже делая при этом озабоченное лицо и деловито морща лоб, что предстоят заказы, то Кнупф его не подвел и не поставил перед Капеловым в смешное положение: действительно, заказы были даны Мастерской Человеков.
Жаль только, что сама Мастерская Человеков еще ничего не представляла собою. У нее не было даже помещения. Разговоры о снятии оранжереи - не касаясь уже случайности и неубедительности самого выбора Ориноко - были нереальны. Точно так же мало подвигалось дело с наймом помещения школы. Пожалуй, всего осуществимее было устроить Мастерскую Человеков в заброшенном пригородном доме, который Кнупф важно называл особняком. Этот дом, будучи мало опрятным и почти совсем неблагоустроенным, был зато просторным. В нем было немало квартир и комнат и можно было, по крайней мере, подумать о распланировке Мастерской, разграничить ее лаборатории и уж во всяком случае поселить ее служащих.
Самому Латуну тоже надоело ютиться в одной комнете с Капеловым и со всеми препаратами, склянками, верстаком и сгустками человеческого теста.
Вторым заказчиком, которого привел Кнупф, был подслеповатый, но твердый и хищный человек с рыбьим профилем. Он с большим трудом выбился в люди из низов, после долгих мытарств открыл небольшое предприятие по выработке кожи и очень хотел иметь в своем заведении одних только спокойных и верящих в бога рабочих и служащих.
Его профиль заинтересовал Ориноко. Он просил Латуна задержать заказчика, с важным видом пошел домой, откуда вернулся с толстым томом учебника естествознания - "Гады и рыбы".
Усевшись против посетителя, он принялся деятельно перелистывать учебник и вглядываться в иллюстрации. Минут через двадцать он точно установил, что заказчик похож на рыбу брызгун, которая водится у берегов Явы, а когда говорит, то становится похожим тоже на рыбу, которая называется норвежской марулькой.
Об этом Ориноко не замедлил оповестить Латуна в чрезвычайно уверенном тоне, точно это было самое главное - на кого похож заказчик, причем вид у Ориноко был такой, точно польза, приносимая им Мастерской, была огромна.
Латуна справедливо задела, эта никчемная псевдодеятельность и он в первый раз за время знакомства с ним грубовато сказал: