Мастерская кукол

Не сразу Айрис поняла, что это ее крик отражается от стен, что это она кричит в неизбывном ужасе, совладать с которым ее воля была бессильна. И словно по сигналу, ее мочевой пузырь не выдержал. Айрис почувствовала, как горячая жидкость собирается под ней и стекает по ногам на пол.

Сайлас сидел в своей лавке на жестяном бочонке и держал в руках газету. В бочонке плавало в консервирующем растворе полтора десятка ворон. Раньше каждая ворона сидела в отдельной стеклянной банке в подвальной мастерской, но когда Сайлас стал переносить свои образцы в лавку, ему пришлось свалить их в жестянку подходящего размера. И он нисколько об этом не жалел! По привычке Сайлас все же залил трупики ворон раствором морской соли и квасцов, хотя на самом деле бочонок был для него всего лишь надгробием на могиле, где покоились его прежние, мелкие желания. Теперь они ничего для него не значили – в его сети наконец-то попалась настоящая добыча.

В лавке царил хаос, вещи и экспонаты были кое-как навалены друг на друга. Исчез прежний строгий порядок, исчезли до блеска протертые витрины, застекленные шкафы и аккуратные ряды банок с этикетками. Повсюду толстым слоем лежала пыль (Сайлас чихнул), да и запах усилился. Одна из самых больших колб треснула, раствор вытек, и голубиные сердца начали гнить, но ему было наплевать. Беспорядок в лавке странным образом гармонировал с нынешним состоянием его ума и дарил покой.

Снизу, из подвала, донесся слабый шум, и Сайлас встрепенулся, подумав о другом запахе, который вплетался в застарелую вонь гниющей плоти и консервирующих растворов. Это был запах мочи. Когда он ощутил его в первый раз, это привело его в смятение. Его Прекрасная Дама, его Леди Айрис, его Образец Совершенства не только рычала и кусалась, как запертый в клетку зверь, – она еще и обмочилась, и он не знал, как ему следует отнестись к этому факту. Едва поняв, что произошло, он просто повернулся и поднялся в лавку, оставив ее в подвале. В это мгновение ему хотелось оказаться как можно дальше от Айрис, которая неожиданно проявила себя как самый обычный человек со свойственной человеку физиологией. Но стоило Сайласу оказаться в лавке, среди знакомых и привычных предметов, как он тотчас начал представлять себе ее мочевой пузырь – розовый, блестящий и влажный, как персик со снятой кожицей. И тут же он вообразил этот мочевой пузырь отдельно от Айрис – высушенный, жесткий, беловато-серый, словно свиное ухо. Вот бы проделать этот опыт, подумалось ему, вот бы подержать его в руках!

Но сейчас у него были заботы поважнее, и Сайлас вернулся к газете, жалея, что не может читать достаточно быстро. Наконец он добрался до последней страницы, где размещалась игривая реклама туалетного мыла и духов для леди, и вздохнул с облегчением. Об исчезновении Айрис в газете не было ни слова. Значит, ее еще не хватились.

Внезапно Сайласу захотелось покинуть захламленную, пыльную лавку, и он потянулся к шляпе. Нет, не лавку… Ему хотелось, пусть ненадолго, оказаться подальше от Айрис. Даже когда его подвальная мастерская была заставлена банками и колбами с молчаливыми экспонатами внутри, она не казалась ему маленькой, но с тех пор, как там поселилась Айрис, ему почему-то было в ней тесно. Можно было подумать, что Айрис как-то чудовищно разрослась, разбухла, как сырое тесто, заполнив комнату своими мольбами, хныканьем и отвратительным запахом своей мочи. Хорошо еще, что ему пришло в голову привязать ее в сидячем положении и он не видит, какая она на самом деле высокая…

И впервые за все время в сердце Сайласа закрались сомнения в правильности своего поступка. Не свалял ли он дурака? Айрис оказалась не такой, какой он ее представлял, и теперь Сайлас боялся, что и вести себя она будет совсем не так, как он рассчитывал. Что, если она не сможет его полюбить? Что, если она останется такой же, как сейчас – озлобленной, упрямой, не поддающейся никаким уговорам, никаким доводам?..

И, нахлобучив шляпу, Сайлас отправился на прогулку. Стояло позднее утро, и омнибусы, катившиеся по лондонским улицам, были битком набиты спешащими на работу пассажирами. Провожая их взглядом, Сайлас подумал, что и сам слишком торопится. Ведь Айрис пробыла у него двенадцать, от силы – четырнадцать часов. Она растеряна, сбита с толку, напугана – так какого же «хорошего поведения» он от нее ожидает? Нужно дать ей время пообвыкнуть, подумать обо всем как следует, освоиться со своим новым положением. Он должен проявить терпение, должен прощать ей ее слабости и недостатки. Как же иначе? Ведь минувшей ночью он совсем не чувствовал обычного гнетущего одиночества, потому что рядом с ним было другое живое существо, другой человек.