Мастерская отца

У хлебозавода они случайно встретили Федотову Наташу — соседку Димчика. Он да-авно держал на соседку зло. Года так три назад она увидела Димчика курящим и доложила в школу. Из школы «дело» передали на исполнение в семью, по подследственности, так сказать. Отец выжег курильщика ремнем и сказал: услышу — кашлянешь, сразу свезу в больницу, к тубикам!.. В этот раз с ночной Федотова несла полную авоську печеного хлеба.

Володька и Димчик вышли из-за тополей, отделявших стеной улицу от земляного тротуара.

— Хенде хох, мадам! — рыкнул Димчик сиплым баском.

— Ой и дурень! — воскликнула женщина, узнав своего соседа. — Так и перепугать недолго…

— Та-ак, Федотова! — подбоченившись, протянул Димчик. — Придется сказать где надо: хлеб казенный таскаешь! Нетрудовой доход имеешь.

Отец Димчика был начальником смены, старшим пекарем и народным контролером.

— Подь ты! — сказала на это Наташа и хотела сделать вид, что не очень-то она боится своего старшего пекаря, который прекрасно знает, из-за чего люди на хлебозаводе держатся, но подумала и остановилась: время нынче было какое-то такое смутное, без конца в газетах пишут — то одного поймали с отрубями, то другого с перстнями… К чему лишний шум? — Хлеб-то бракованный! — начала прибедняться. — Все одно его спишут, на ферму коровам отвезут… Чего добру пропадать? Отнесу, думаю, маленько поросяткам, а то уж они с голодного режиму на лебеде пухнуть начали…

Прекрасно Володька и Димчик знали — в соседях живут, — что Федотовы держат полуторацентнеровых хряков и свиноматку. Наташин мужик по ночам браконьерничает, ради своих хряков ставит на озере морды и сеть-гольянку, всю мелочь собирает. Не раз уж Федотов был штрафован, а однажды — бит местным рыбинспектором Улановым… Только после битья обнаглел он вконец, уверившись, что больше его рыбинспектор не тронет, выходило, что теперь Уланов перед ним виноват…

После переговоров Федотова откупилась — дала буханку хлеба, еще горяченького, свеженького.

«Бракованный они только в магазин сдают, барбосы!» — хотел сказать Володька, но вовремя прикусил язык, вспомнив, что у Димчика тоже за хлебом в магазин не ходят.

— Но учти, Федотова, это временный компромисс! — веско сказал Димчик. — А вообще я тверд в своих воззрениях!

— Подь ты! — засмеялась Наташа. — Жук навозный! — И пошла прочь.

Половину буханки они съели, запив ее водой из водоразборной колонки, а вторую половину скормили бродячей собаке. Она шумно проглотила разломленный на куски хлеб, потыкалась влажным носом в их ладони и увязалась следом. Теперь их стало трое, все веселее.

У общежития «штамповок» — пусто. Окна крупной избы-шестистенки, которую приспособило райпо под общежитие, темны. Должно быть, у девчат выходной, и начальство распустило их по домам.

На скамеечке у палисадника сидел Витя Фролов с гитарой и на одной струне играл «Светит месяц».

С гитаристом поздоровались за руку. Некоторое время сосредоточенно затягивались сырыми сигаретами «Памир», по-каменски — «Нищий в горах», которыми угостил гитарист, слушали музыку, похваливая из деликатности:

— Отлично!

— Просто замечательно!

— Чешуя! — отвечал польщенный Витя. — Вот у нас в училище Иван Христофорыч, мастер наш, шпарит! Он тебе каку хошь подберет!

Вместе с Фроловым они дошли до Дома культуры. По их расчету в это время должен кончиться последний сеанс. Витя болтал без умолку, рассказывая о красивой городской жизни, о городских клубах и танцплощадках.

Слушая словоохотливого Витю, Володька только хмыкал. Побывав у него в гостях, он хотел верить, что это еще не все, что он видел…

— Городская жизнь, мужики, веселая! — надрывался Витя. — А отчего, думаете? А от того, что городской человек свободен от оков — огорода, коровы, заготовки сена и дров, и перспектива жизни у него широкая. Пришел с работы или из училища, скажем. Что делать? А что хочешь! Ложись на кровать вверх воронкой и лежи. Газетку читай, в кино дуй!..

Народу с последнего сеанса вышло немного. Витя сразу засек толстого сынка совхозного зоотехника Чупина. Они учились в Челябинске, но только Чупин — в техникуме, на энергетика. С ним у Вити были свои счеты. Когда-то Чупин не оказал ему должного почтения, обозвав каменским Орфеем. Что это могло значить — Витя не знал, но, на всякий случай, оскорбился.

Гитарист посчитал, что их, не считая собаки, выходит трое на трое. С Чупиным вышли из кино двое приятелей.

— Эй ты, фитиль! — окликнул он энергетика. — Вали сюда, пощебечем!

— У меня с таким экскреметом разговоров нету! — вежливо откликнулся Чупин.

Володька прыснул.

Витя Фролов обрадовался:

— Его нежная душа оказалась очень хлипкой!

Чупин остановился. Приличие требовало выяснить отношения до конца. Фролов вел себя несолидно: шумно суетился, замахивался, но энергетик стоял спокойно, уверенно и презрительно отвечал своему собеседнику. Дело закончилось тем, что от Дома культуры пошел домой Крючков.

— Эй! Славяне! — рыкнул он из темноты. — Что, по-китайски деньги считаете? — Пригрозил: — Помирю!

Услышав глухой, словно из бочки, басок директора, Витя отошел и взял у Володьки гитару: